Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это понятно. Но где вы живете?
— Я не хочу в тюрягу.
— В вытрезвителе сейчас все камеры заняты, тебе там уже нет места, а то бы отправил как миленькую. В парке Крунуберг был праздник, собралась куча всякой пьяни. А ты-то вроде не из таких.
— Нет, что вы, я не алкашка, просто… расстроилась немного. Проблемы с мужиком…
— Это не повод напиваться в одиночку.
— Да? А что тогда повод?
— Все, залезайте, и хватит болтать.
Он открыл заднюю дверь полицейского автомобиля и помог ей забраться внутрь. Сам сел за руль и завел машину.
— Адрес скажите, — попросил он.
Поскольку мозг Фрэнси еще не совсем протрезвел, она назвала ему адрес, что было в высшей степени неосмотрительно. Потом легла на сиденье и всю дорогу до Лидингё то тихонько хихикала, то постанывала.
— Неплохая хибара, — сказал полицейский, когда они подъехали к ее дому.
— Муж много работает.
— Понятно. У вас есть какое-нибудь удостоверение личности?
Фрэнси наконец-то удалось сесть, и она стала рыться в карманах. Найдя бумажник, она вытащила из него права. Кобуру с пистолетом скрывала куртка. Ей очень повезло, что ее не отправили в вытрезвитель и не обыскали. Похоже, полицейский настроен дружелюбно и просто решил подвезти до дому перепившую дамочку с проблемами в браке… или что там еще у нее стряслось.
Он переписал ее личный идентификационный номер и отдал права.
— А зачем вам? — спросила Фрэнси.
— Так положено, формальность, — объяснил он. — Не беспокойтесь. Но и не напивайтесь больше так, хорошо?
— Конечно. Клянусь. Вот вам крест. Спасибо, что подвезли, и спокойной ночи!
Она, хихикая, отдала честь, вылезла из машины и пошла к воротам, набрала код и скользнула внутрь. Полицейский уехал. Фрэнси скинула туфли и прошла босиком по газону. Трава приятно щекотала стопы. Она продолжала хихикать. Черт, какое приключение! У Крошки Мари челюсть отвалится, когда она ей расскажет. А… еще этот сон. Но это все от стресса. Она не верила в вещие сны, особенно если ей не нравилось их содержание.
Посидев немного и понюхав клумбу с только что вылезшими тюльпанами, она отправилась в дом и вымыла на кухне лицо ледяной водой. Это ее немного протрезвило.
«Срочно принять ванну, — подумала она, утеревшись рукавом джемпера. — Мыло и мочалка, потом попить воды и принять таблетки, чтобы как можно быстрее вывести из крови алкоголь. Потом таблетки от головной боли. Снотворное. Спать. Выспаться». Работа мысли была напряженной, зато Фрэнси теперь знала, что делать дальше.
Она поднялась на второй этаж, направляясь в свою любимую ванную комнату. Дверь в спальню Пера была приоткрыта. Посмотрев на часы, Фрэнси поняла, что уже половина второго. Наверное, спит. Какой он милый во сне.
И она собралась уже пройти мимо, когда услышала, что из спальни Пера доносятся какие-то звуки. Неужели не спит?
Она осторожно открыла дверь и заглянула внутрь.
Голая Наташина спина. Ее подпрыгивающий зад. Длинные темные волосы, как грива дьяволицы. До самого причинного места. И Пер под ней, тихо постанывает, как он обычно это делает, волосатые ноги врозь, ступни вытянуты.
Они ее не сразу заметили.
Воцарилась мертвая тишина, оба застыли. Фрэнси не сразу смогла сдвинуться с места. Но потом вынула пистолет, подошла к кровати, где Наташа по-прежнему сидела верхом на Пере.
— Фрэнси, я… — начал было Пер.
— Заткнись, — рявкнула Фрэнси и приставила пистолет к Наташиной голове.
Она убрала дулом темный локон с ее взмокшего лба, поднесла его к Наташиным губам и вставила в рот. У Наташи был такой вид, будто ее вырвет собственными внутренностями, но ничего не произошло, она оставалась неподвижна, как статуя, из глаз лились слезы. Жалкое зрелище!
Фрэнси вынула пистолет из ее рта, повернулась к Перу и плюнула ему в лицо.
Вышла из комнаты и, упав на пол в прихожей, захотела выстрелить себе в голову, но не стала этого делать. Вместо этого позвонила Крошке Мари.
Взгляд Адриана скользил по лицам собравшихся в церкви, искал отца, Наташу. Но он нашел только Фрэнси, сидевшую с Бэлль на руках и пытавшую выглядеть гордой матерью.
На самом деле, с того дня, когда были обнаружены измена Пера и предательство Наташи, Фрэнси чувствовала себя униженной, и теперь подозревала всех и вся. Она бы не удивилась, если бы кто-то из детишек в церкви был из банды Зака и собирался взорвать себя и всех присутствующих. Она уже приметила нескольких детей, которые вели себя довольно подозрительно. Единственный человек, которому Фрэнси могла полностью доверять, это она сама. Осознав это, она испугалась. Точнее, пришла в ужас.
«Даже тебе я не могу полностью доверять, — подумала она, взглянув на Бэлль. — Даже ты не будешь всегда на моей стороне. Ты, как и все, будешь занята собой. Все мы в одиночном плавании. Это цена, которую мы платим за нашу свободу».
Школьный хор, в котором был и Адриан, пел: «Весна зеленый свой наряд надела…» Найдя глазами сына, Фрэнси увидела черты Пера в его лице, мимике, движениях.
«Я знаю, что ты никогда меня не простишь» — это были слова Пера, когда он стоял в прихожей с наспех собранными вещами. Он добавил: «Но в этом есть и часть твоей вины».
Крошка Мари довезла его до умеренно паршивой гостиницы на другом конце города, где ему предстояло жить за свой счет, пока не найдет себе жилье, поисками которого ему тоже придется заниматься самому. Нет, убивать его Фрэнси не собиралась. Все-таки он отец ее детей. Но никаких денег и права общения с Адрианом и Бэлль он не получит. Она уже объявила судье Бергу о том, что хочет, чтобы у нее была единоличная опека над детьми. И он обещал все немедленно устроить.
«Ни в чем я не виновата, — зло подумала она. — Да, я слишком много работала, но так было всегда, и Пер прекрасно об этом знал, когда сошелся со мной. Он всегда знал, что если я провожу слишком много уютных вечеров в кругу семьи, то становлюсь беспокойной. К тому же в последнее время был сплошной стресс, и он мог бы это учесть, вместо того чтобы пойти налево с нянькой собственных детей. Боже, какое убожество! Он даже не мог изменять мне где-нибудь вне дома. Никакой инициативы. И за этим человеком я замужем уже десять лет!»
Нужно двигаться дальше. Определенно. Та любовь, что еще теплилась между ними, испарилась навсегда. Теперь она ощущала только презрение, пустоту, усталость.
И грусть, потому что Адриан и Бэлль вырастут без отца. Но она очень скоро найдет им парня-няньку, который станет для них образцом мужского поведения. Юсеф и Грейс, конечно, предложили помочь с детьми, но она не хотела, чтобы они носились по дому, как два дирижера, сгорающих от желания управлять ее жизнью. Из лучших побуждений, конечно, но это раздражало не меньше.