Он вышел на террасу и перегнулся через парапет. Далеко внизу он увидел, что оба качка стоят и курят, играют мускулами и рассматривают проходящих женщин. Конечно, они выглядят неплохо, но не настолько круто, как сами думают. Адриан плюхнулся в один из шезлонгов и стал смотреть в небо, его занимали мысли о том, каково это работать богом.

— Что-то ты похудела, — заметила Грейс, сидя в кресле и разглядывая дочь.

Худая, изможденная, усталая — все это правда. Морщины вокруг рта и под глазами стали глубже, как и тени от скул. Лопатки выпирали как обрезанные крылья ангела, а бедра, прежде касавшиеся друг друга при ходьбе, теперь этого не делали. Браслет часов болтался на запястье. Вся одежда велика. Она выглядела ужасно.

— Стресс, — промолвила Фрэнси, ковыряя кусок торта со взбитыми сливками, которого ей совершенно не хотелось. — Папа же тебе все рассказал.

Грейс кивнула.

— Еще мучаюсь от гастрита, — добавила она. — И еще Пер тут…

— Тем более важно себя беречь, — беспокоилась Грейс.

Фрэнси стала ломать торт на маленькие кусочки. Слезы подступили и уже вовсю текли по щекам.

— Мама, что мне делать? — всхлипывала она. — Почему он так со мной поступил? Как он мог?

Она подтянула колени к груди, и тут ее начало вязать узлом. Хлопчатобумажная ткань на руках и ногах натянулась, подступила кислая отрыжка, приближалась паническая атака, о которой организм таким образом пытался ее предупредить. В горле стал гигантский ком. Мерзавец! Какой все-таки Пер мерзавец! Мама, пожалей меня, погладь, подержи за руку и скажи, что все будет хорошо, дай положить тебе голову на колени, спой мне песенку!

И хотя Фрэнси не произнесла ни слова, Грейс все услышала, а поскольку мать — всегда мать, а дитя — всегда дитя, Фрэнси тут же превратилась в маленькую девочку.

Она опустилась перед Грейс на колени и уткнулась головой матери в колени. Из горла Грейс полилось пение, не очень красивое и не очень ладное, но самое подходящее для этого момента.

Фрэнси вцепилась в мать, она рыдала, текли сопли, ей было себя очень жалко, как будто она была пятилетней девочкой, беззащитной и растерявшейся.

— Куда идти дальше, мама? Кому верить?

— Ну, полно, — приговаривала Грейс и гладила дочь по голове и по щекам. — Все наладится, обещаю. Все будет хорошо.

И Фрэнси успокоилась. Она лежала тихо без сил, уткнувшись головой в материнские колени. С террасы слышался смех. Юсеф вынес туда Бэлль, чтобы побыть с обоими внуками. Он был хорошим дедом и, в целом, очень хорошим отцом. Однако была между ними эта напряженность: неродившийся сын, как если бы он все-таки родился, был важнее Фрэнси и являлся истинным наследником Юсефа.

Фрэнси страшно завидовала ему, нерожденному. А еще все время думала, каким бы он стал, как бы выглядел, ладили бы они друг с другом, любили бы друг друга, были бы близки или нет.

— Мама, ты не сможешь приходить к нам иногда и сидеть с детьми по вечерам, когда мне надо будет работать? — спросила Фрэнси.

— Конечно, — ответила Грейс. — Я думаю, папа тоже с удовольствием поможет. Слышишь, они там играют.

И она погладила дочь по щеке.

— Бабушкой и дедушкой быть намного проще, чем отцом и матерью, — грустно сказала Грейс.

Фрэнси удивленно на нее посмотрела, но мать отвела глаза, заскользив взглядом по блестящему паркету и роскошной изразцовой печи, которую топили всего пару раз в год.

Ее похороненные мечты о том, чтобы стать художницей… Вновь подступила горечь, которая постоянно царапала ей душу.

Грейс отказалась от всего, чтобы быть рядом с Юсефом… или, точнее, у него за спиной. При приближении старости она уже не могла продолжать убеждать себя в том, что это того стоило. Юсеф все чаще отгораживался от нее, закрываясь в кабинете, где мог часами читать, писать или размышлять. С каждым годом он становился все требовательнее и эгоистичнее, и хотя Грейс знала, как он ее любит, ей казалось, что он недостаточно ее ценит. Он почти никогда не спрашивал, как у нее дела, о чем она думает и каково ее мнение по тому или иному вопросу. Как будто совершенно потерял к ней интерес.

А еще дочери, которые не звонили и не приходили так часто, как ей того хотелось. Кроме того, между сестрами возникла ледяная пропасть, и каждая ожидала, что мать примет ее сторону. Она для них не цель, а средство.

Поэтому гораздо проще общаться с внуками, которым и надо-то всего лишь, чтобы бабушка была доброй, а именно такой она и была, поэтому они ее обожали.

У Фрэнси зазвонил телефон. Номер не определился.

Она решительно встала и ответила на звонок, в одну секунду превратившись в другого человека — из хнычущей развалины в такую жесткую, холодную профессионалку, что становилось жутковато. Это была другая сторона ее натуры, которая так не нравилась Грейс. Она напоминала ей о том, каким был Юсеф, когда принимал свое жестокое обличье. Когда он приходил домой после очередной работы, она даже не решалась приближаться к нему, отводила взгляд, делала вид, что он просто вышел погулять. Она никогда не спрашивала, что он делал, даже когда он возвращался в чужой крови.

— Это я.

Фрэнси мгновенно узнала его голос и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.

— Откуда у тебя мой номер? — спросила она.

— Друг дал, — ответил Зак.

— Могу предположить, что это кто-то, кого я знаю.

— Возможно. Или это друг друга другого друга. Ну, сама знаешь.

— Кто бы он ни был, я задушу его или ее голыми руками.

— Не сомневаюсь. Ну, так как?

— Что как?

— Как насчет моего предложения?

Фрэнси села на кровать. Ей хотелось и послать Зака к черту, и согласиться на его предложение. Второе — потому, что ей просто-напросто хотелось избежать хлопот и перестать беспокоиться. Она безумно устала. Эта война была ей сейчас совершенно ни к чему, учитывая бардак в личной жизни.

— У меня такое чувство, что ты мне чего-то недоговариваешь, — сказала она.

Ответа не последовало.

— Ты выбрал соперником меня по какой-то особой причине, — продолжила она.

— Ты слишком много о себе возомнила, — ответил на это Зак.

— Разве?

— Да.

— Это потому что я женщина? А ты не хочешь нас видеть в этом бизнесе.

— Я не пещерный человек, я феминист.

Фрэнси только рассмеялась.

— Только если мы будем управлять объединенной Фирмой вдвоем, — ответила она, — если я тоже буду главным боссом. Тогда я могла бы согласиться на это, в противном случае вынуждена отказаться.

— Это окончательный ответ?

Фрэнси опять рассмеялась. Его вопрос прозвучал как у ведущего «Кто хочет стать миллионером?».