А когда наутро – и позже, чем обычно, – он вышел из спальни, зять уже отправился на службу. Сиприано Алгор, еще не до конца проснувшись, поздоровался с дочерью, присел к столу позавтракать, и в этот миг позвонил телефон. Марта вышла снять трубку и вернулась через мгновение со словами: Это вас. Сиприано Алгор почувствовал, как дрогнуло сердце: Меня, кто бы это мог мне звонить, спросил он, не сомневаясь ни секунды, что дочь ответит: Изаура Мадруга, однако услышал совсем иное: Из департамента закупок, заместитель начальника. Гончар, одновременно испытывая и разочарование от обманутых ожиданий, и облегчение, что не пришлось объяснять Марте природу столь коротких отношений с соседкой, что та могла взять да и позвонить по телефону, хотя, впрочем, речь могла бы идти и о Найдёне, тоскующем в разлуке, подошел к телефону, осведомился, с кем говорит, и узнал в самом скором времени, что – с симпатичным заместителем начальника, начавшим так: Признаться, я был удивлен, узнав, что вы все же перебрались в Центр, видно, не обманывает старинная поговорка, что дьявол не всегда за дверью стоит. Так оно и есть, отвечал на это Сиприано Алгор. А звоню я вам с просьбой заглянуть сегодня попозже к нам и получить деньги за статуэтки. Какие статуэтки. Те триста штук, которые вы нам предоставили для маркетологического опроса. Но ведь их не продали, стало быть, и платить не за что. Любезнейший, сказал помощник начальника с неожиданно прорвавшейся в голосе суровостью, вы уж предоставьте нам самим судить об этом и соблаговолите принять к сведению, что даже в том случае, если убыток превышает сто процентов – а это именно тот случай, – Центр погашает свои счета, ибо для нас это вопрос этического порядка, и теперь, когда вы живете здесь, может быть, вам это станет ясней. Мне неясно одно – как убыток может превысить сто процентов. Если не думать об этом, семейный бюджет рушится. Жаль, я раньше не знал. Смотрите, прежде всего мы оплатим статуэтки ровно по той цене, которую вы задебетовали. Понять это у меня мозгов хватает. Во-вторых, разумеется, мы обязаны оплатить опрос, то есть использованные материалы, услуги специалистов, время, затраченное на сбор и обработку данных, и если вы задумаетесь о том, насколько рентабельны оказались расходы по этим материалам, этим специалистам и этого времени, то без особых умственных усилий поймете, что убыток превышает сто процентов, с учетом, конечно, того, что должно было продаться, и того, в отношении чего был сделан вывод, что пускать это в продажу нецелесообразно. Сожалею, что нанес такой ущерб Центру. Это издержки ремесла, иногда проигрываешь, иногда выигрываешь, но в любом случае потери невелики, суммы незначительные. Я бы, сказал Сиприано Алгор, тоже мог воззвать к моим собственным этическим началам и не брать плату за некупленный товар, но деньги, знаете ли, нужны. Здравая мысль. Зайду к вам во второй половине дня. Я вам не нужен, ступайте прямо в кассу, это последняя финансовая операция, которую мы проводим с вашей безвременно почившей фирмой, и хотим, чтобы у вас остались наилучшие воспоминания о нашем сотрудничестве. Большое спасибо. А потом – наслаждайтесь жизнью, сколько бы ее еще ни оставалось, нет для этого места лучше того, где вы пребываете. Мне тоже так кажется, сеньор. Итак, пользуйтесь удачным случаем. Именно этим я и занимаюсь. С этими словами Сиприано Алгор положил трубку: Нам заплатят за кукол, сказал он дочери, мы не все теряем. Марта сделала движение головой, которое могло означать все, что угодно, – безразличие, согласие, недовольство – и ушла на кухню. Неважно себя чувствуешь, спросил отец, остановившись в дверях. Устала немного, в моем положении это нормально. Ты стала как-то ко всему равнодушна, отчуждена, тебе бы развлечься, встряхнуться, прогуляться. По вашему примеру. Да хоть бы и так. И вам интересно то, что там происходит, подумайте дважды, прежде чем ответить. Мне и одного раза хватит, совершенно неинтересно, чистое притворство. Перед самим собой, разумеется. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать – вопреки тому, что кажется, иначе и не бывает, мы всегда притворяемся перед собой, а не перед другими. Радует, что я услышала это от вас. Почему же. Потому что это подтверждает все, что я думала о вас в связи с Изаурой Мадругой. Положение изменилось. Это радует меня еще больше. При случае – скажу, а пока буду, как Марсал, держать язык за зубами.

Тайная экспедиция Сиприано Алгора не дала никаких результатов, и потом, за обедом, будто заключив негласный договор, никто из троих не дерзнул затронуть опасную тему раскопок и того, что было там найдено. Тесть и зять вышли одновременно, Марсал – чтобы исполнять свои обязанности по негласному наблюдению и безгласному подслушиванию, которые сулили стать столь же неплодотворными, как и утром, а Сиприано Алгор – чтобы впервые узнать, как попасть в департамент закупок не с улицы, а изнутри Центра. Он смекнул, что его удостоверение резидента с фотографией и отпечатками пальцев будет ему немалым подспорьем в передвижениях по Центру, когда охранник, которому он задал вопрос, указал ему дорогу, как будто это было самое естественное дело: Идите вот по этому коридору прямо-прямо, дойдете до конца, следуйте указателям, с пути не собьетесь. Сиприано Алгор находился на первом этаже, и ему надлежало проникнуть на этаж подземный, где в прежние, счастливые времена – суждение, с которым едва ли согласился бы симпатичный заместитель начальника, – выгружал свои миски и плошки. Стрелка и эскалатор показали ему, куда идти. Спускаюсь, подумал он. Спускаюсь, спускаюсь, повторял он, и тотчас спохватился: Что за чушь, лестницы для того и существуют, чтобы по ним спускаться, если не подниматься, а не подниматься, так спускаться. Сиприано показалось, что он уперся в неразрешимое противоречие из разряда тех, которые невозможно опровергнуть логически, но в следующее мгновение у него в мозгу с ослепительной стремительностью молнии вспыхнула другая мысль: Спуститься, спуститься дотуда. Да, спуститься туда. Решение, только что принятое Сиприано Алгором, сводилось к тому, чтобы нынче же ночью попытаться проникнуть туда, где, не забудем, с двух до шести утра несет вахту Марсал. Здравый смысл и благоразумие, у которых в подобных ситуациях всегда найдется что сказать, уже осведомились, как это он себе представляет – не зная дороги, добраться до столь потаенных мест, – и гончар ответил, что количество комбинаций и сочетаний случайностей, хоть и в самом деле многочисленно, но отнюдь не бесконечно. И что всегда лучше рискнуть и залезть на смоковницу, нежели лежать в ее тени и ждать, пока фиги сами посыплются в рот, – фиг они посыплются. Сиприано Алгор, достигший наконец стойки приемщика после того, как дважды заблудился, невзирая на содействие стрелок и указателей, был уже не тот, кого мы знали доселе. И если руки у него тряслись, то не от низменной радости человека, получившего за свой труд вознаграждение, на которое не рассчитывал, а потому, что мозг, занятый проблемами самого трансцендентального значения, посылал ему приказы и ориентиры путаные, невнятные, противоречивые. Когда же он вернулся в торговую зону Центра, волнение не столько улеглось, сколько ушло внутрь. И мозг, освободившись от заботы о руках, принялся вырабатывать уловки, идеи, ходы, комбинации и дошел даже до того, что признал возможным использовать телекинез, чтобы в одно мгновение доставить с тридцать четвертого этажа к таинственным раскопкам это нетерпеливое тело, которым ему было так трудно управлять.

Хотя впереди было еще несколько долгих часов ожидания, Сиприано Алгор решил вернуться домой. Хотел было отдать дочери полученные деньги, но Марта сказала: Возьмите себе, у меня есть, а потом спросила: Кофе выпьете. Да, с удовольствием. Кофе был сварен, налит в чашку, выпит, и все указывает на то, что больше не будет произнесено ни слова, и кажется даже, как уже несколько раз приходило Сиприано Алгору в голову, хотя эти мысли не были в свое время нами обнародованы, так вот, думал он, что дом, где они сейчас живут, наделен дурной силой наводить на людей немоту. А сейчас в мозгу Сиприано Алгора, уже по причине собственной недостаточной умелости отказавшегося от использования телекинеза, возникает потребность в определенной информации, без которой его план ночного вторжения однозначно пойдет прахом. И он задает вопрос, одновременно будто бы рассеянно помешивая оставшийся на дне кофе: А ты не знаешь ли, на какой глубине идут раскопки. А вам на что это знать. Так, из чистого любопытства. Марсал ничего об этом не говорил. Сиприано Алгор постарался – уж как мог – скрыть свое недовольство и сказал, что поспит немного перед ужином. У себя в спальне он провел полдня, пока дочка не позвала к столу, за которым уже сидел Марсал. До самого конца ужина, как и за обедом, о раскопках не говорили, и лишь когда Марта сказала мужу: Надо тебе поспать перед выходом, ночь-то будет бессонная, а тот ответил: Рано еще, совсем в сон не тянет, Сиприано Алгор, воспользовавшись нежданной возможностью, повторил свой вопрос: На какой глубине копают. А вам зачем. Да ни за чем, так просто интересуюсь. Марсал поколебался немного, но сведения эти, судя по всему, не относились к разряду совершенно секретных: Выход туда с минус-пятого этажа, ответил он наконец. Я думал, экскаваторы рыли гораздо глубже. В любом случае это на пятнадцать-двадцать метров ниже поверхности земли. Ты прав, это хорошая глубина. Больше они на эту тему не говорили. Марсал по виду не был недоволен этой короткой беседой, напротив, показалось, что он даже испытывает облегчение, что сумел, не затрагивая опасные и запретные темы, поговорить немного о том, что его заметно беспокоило. Марсал – не трусливей других, но его совсем не прельщает перспектива провести четыре часа в какой-то дыре, в полнейшей тишине, да еще что-то чувствуя за собой. Нас к такому не готовили, сказал ему один из коллег, поскорее бы появились спецы, о которых говорил начальник, и нас бы перебросили с этой работы на другую. Было страшно, спросил его Марсал. Страшно, да нет, наверно, но предупреждаю тебя, что ежесекундно будешь ощущать, что кто-то стоит за тобой и кладет тебе руку на плечо. Это еще не самое страшное. Зависит от того, чья рука, а если хочешь начистоту, четыре часа борешься с безумным желанием убежать, скрыться, исчезнуть. Тот, кто предупрежден, двоих стоит, по крайней мере, буду знать, что меня ждет. Знать не будешь, поправил сослуживец, в лучшем случае – представлять, да и то плохо. Половина второго утра, Марсал на прощанье целует Марту, та просит: Не задерживайся после смены. Бегом прибегу, обещает тот, и завтра все расскажу, обещаю. Марта проводила его до дверей, где они еще раз поцеловались, потом вернулась, немного прибралась и легла. Но сон не шел к ней. Она твердила себе, что нет причин тревожиться, что другие охранники отдежурили и ничего с ними не случилось, и уж сколько раз бывало, что ждали каких-то ужасных тайн или таинственных ужасов и собирались сражаться с семиглавыми драконами, а на поверку все оказывалось не более чем ветром, дымом, иллюзией, желанием верить в невероятное. Текли минуты, сон бродил где-то вдали, и Марте, только что сказавшей себе, что лучше бы уж свет зажгла да книжку почитала, вдруг почудилось, будто открылась дверь в спальню отца. Вставать посреди ночи было ему несвойственно, и она напрягла слух, подумав, что, может быть, он в ванную пошел, однако вскоре шаги, осторожные, но явственные, зазвучали в тесной прихожей. Может, на кухню пошел, пить захотел, подумала Марта. Но скрежет ключа в замке ни с чем было не спутать, и ее буквально подкинуло от этого звука. Торопливо напялив халат, выскочила из спальни. Отец уже взялся за дверную ручку. Куда это вы в такой час, спросила Марта. Куда надо, ответил Сиприано Алгор. Вы имеете право ходить куда вздумаете, вы уже, как говорится, подрощены и привиты, но не можете уйти вот так, без единого слова, словно вы тут один живете. Не заставляй меня терять время. Это почему же, вы боитесь прийти после шести. Если ты уже знаешь, куда я направляюсь, то ничего объяснять не надо. По крайней мере, вспомните, что у вашего зятя могут быть неприятности. Ты сама сказала, что я подрощен и привит, и Марсал за меня не ответчик. Его начальство, боюсь, будет другого мнения на этот счет. Никто меня не увидит, а если все же кто-то заметит и остановит, скажу, что я, мол, лунатик. Ваши шутки удивительно не к месту и не ко времени. Ладно, тогда буду говорить серьезно. Очень на это надеюсь. Там, внизу, происходит нечто такое, что мне необходимо знать. Да что бы ни происходило, рано или поздно выяснится, да и Марсал пообещал все рассказать, когда вернется с дежурства. И прекрасно, но мне этого мало, я все хочу видеть собственными глазами. Если так, то идите уж, идите и не мучьте меня больше, чуть не плача, вскричала Марта. Отец подошел к ней, приобнял за плечи, притянул к себе: Не плачь, не плачь, прошу тебя, хуже всего, сама знаешь, что мы с тех пор, как переехали, сами на себя непохожи. Он поцеловал ее и вышел, медленно притворив за собой дверь. Марта взяла одеяло и книжку, села, укутав колени, на один из маленьких диванов. Бог знает, сколько продлится ее ожидание.