– Камни вода тоже топит. Я и есть камень, Ария! Самый настоящий булыжник.

– Мы же выяснили, что ты топор, – еще один шаг. И еще один. Энзо еще не зашел даже по пояс, а я уже вода по грудь.

– Невелика разница, – сдавливает мои руки, когда волны достают мне до подбородка и утаскивают в сторону локоны. Они будто красные ленточки кружатся под водой. – Ария, ты уже или утопи меня, или не мучай, – он закрывает глаза и делает крошечный шаг в глубину.

– Еще немного. Вот так, чтобы тебе было по шею, – кладу руки ему на плечи, а Энзо колотит. Обхватываю его лицо и заставляю смотреть в глаза. – Научиться держаться на воде, на самом деле, невозможно, Энзо. Мы с этой способностью рождаемся. Ты просто задавил ее страхом и сомнениями, втоптал в дальний уголок своего тела и теперь говоришь, что не можешь. Ты не «не можешь». Ты просто забыл как.

Смотрю на него и чуть отплываю назад.

– Сейчас ты нырнешь, обхватишь колени руками и замрешь. Ты должен почувствовать, что вода тебе не враг. Что она держит тебя. Я буду рядом, не дам тебе утонуть.

Мотает головой. Как непослушный ребенок. Смотрит в воду, и в его золотисто-зеленых глазах отражаются блики.

– Ладно, – выдыхает. – Умирать, так не один раз! – и ныряет.

Опускаясь вместе с ним, наблюдаю. Я готова в любой момент вынырнуть и потащить его к берегу или позвать Скадэ.

Энзо выдыхает, выпускает воздух разноцветными пузырьками. Черные волосы мечутся вокруг него, как змеи, а в глазах полная обреченность.

Взмахиваю рукой перед его лицом и показываю, как надо.

Колени к груди. Замереть.

Позволь воде обнять тебя, Энзо.

Он нервничает, дергается, но я держу крепко за руку, переплетаю пальцы.

Колени к груди.

Отпускаю, когда он подчиняется и скручивается плотным клубком. Замирает. Его ноги не касаются дна, а глаза плотно зажмурены. Я в считанных дюймах от его тела. Касаюсь плеч, спины, глажу шею. Я – и есть вода и я обнимаю его.

Не позволю утонуть.

Пять секунд, десять, пятнадцать.

Оплываю его и подхватываю подмышки, тяну вверх, к воздуху, заставляя распрямиться, чтобы почувствовал ногами твердую опору.

Вырываемся на поверхность и жадно глотаем ветер и морскую свежесть.

– Ну вот, – улыбаюсь и откидываю волосы назад, – а то все заладил: «Я – камень, на дно пойду. Это безумие, Ария».

Растревожив воду, Энзо подходит ближе и налетает на мои губы. Тянет к себе, прижав к груди. Ласкает язык и заставляет меня запрокинуть голову. Его вкус соленый и пряный, в каждом движении безмолвная благодарность.

Обнимаю его за шею и смеюсь.

– Страшно представить, как ты будешь меня благодарить, когда ляжешь на воде на спину, – округляю глаза. – А когда начнешь двигать руками и ногами?

Обхватываю его, прижимаюсь что есть сил.

– Каменный, говоришь? Как по мне, очень даже живой. Мягкий. Теплый. Немного усилий, и плавать будешь, как рыбка!

– Надеюсь, не стеклянная рыбка, – смеется Энзо. – А куда это наш Скадэ? – он смотрит в сторону моря и сводит брови.

– Оу, – я прикладываю руки к щекам. – Я забыла сказать, да?

Огибаю его по широкой дуге, приготовившись к бегству.

– Завтра мы поплывем на Искру без лодки.

– Завтра? – Энзо еще больше хмурится. – Что? Плыть на корабль? Ну, удачи! Я тут тебя подожду, командирша.

– Как прикажете, капитан, – шутливо кланяюсь, выбираясь на берег. – Если захотите погреться у костра, то милости прошу.

Я устал злиться. Да и строить из себя непрошибаемую глыбу тоже.

Выхожу из воды и украдкой наблюдаю за Арией. Она выжимает волосы и распускает их красным полотном по спине. Купальник горит под тонкими локонами чистой белизной. А у меня одно желание: содрать его с нее. Но Ойс еще высоко, а с корабля обозрение в бинокль ого-го, и остров, как на ладони.

Усмехаюсь выходке Арии и желанием заставить меня плыть до корабля. Со Скадэ спросится: примчится на лодке за мной, как миленький. Я даже не сомневаюсь. Потому, пряча улыбку, иду на берег и раскладываюсь звездой во весь рост на теплый песок. Небо сегодня чистое, точно как у Арии глаза.

Девушка зря времени не теряет. Идет в те самые кусты, где копался Скадэ, зажатые между двумя массивными стволами паутинника и достает два плотных свертка. Бросает их возле меня, молчит, как воды в рот набрала. Достает из одного нож и топает к деревьям.

Сдохнуть мне на этом самом месте!

Взять и сдохнуть!

Скадэ, сучьи потроха, даже не подумал капитана предупредить, явно распоряжение фурии выполнял. Это магия какая-то.

Эта рыжая малявка просто гипнотически влияет на мою команду, медузу мне в рыло!

Как там это называется? Бунт!

У Энзарио Шарпа бунт на корабле, мать его.

Ростом метра полтора и с синими глазищами.

Так! Надо просто успокоиться и наслаждаться жизнью. Когда я буду еще так счастлив? Даже вода меня не съела, разве не рай?

– Дай! – подхожу к девушке и выхватываю нож. – Пальцы себе отсечешь, мне потом лечить. А я не плакса, чтобы реветь без конца.

Она бурчит что-то про то, что ей не десять лет, и Федерико от ее сабли огреб по самое не хочу, но нож отдает. Дает мне возможность заняться делом и не думать.

Паутинник гнется во все стороны, послушно ложится в руку, пачкает кожу липким соком. Загорится от малейшей искры и гореть будет долго, распространяя вокруг запахи жженого сахара и водорослей.

Ария расстилает на песке цветастое покрывало, разворачивает мелкие свертки, где любовно упакованы сыр, мясо, немного винограда и хлеб.

Значит и кок в сговоре.

Порву всех на тряпочки, предатели!

Укладываю костер высокой горкой и смотрю на Арию.

– Кто еще тебе помогал выжить меня на необитаемый остров? Риччи огонек хоть дал? А то чем костер разведем?

– Дал, конечно, – и Ария протягивает мне черный камешек с запертым внутри отблеском живого пламени. Нужно только коснуться…

Ее лицо абсолютно непроницаемо, но я вижу, что она кипит от самодовольства. Бурлит, как только крышку с этого котелка не срывает.

– Я напоила его настойкой глубинной арники, – говорит тихо. – Она должна немного помочь. Если бы знала, что он так сильно ранен, то сделала бы это раньше. Я приду к нему еще, как вернемся на корабль. Проверю, все ли в порядке.

Орудую с костром, а сам крошу зубы. Риччи дольше всех на Искре служит, я так привык к нему, прикипел всем сердцем, а признать, что он для меня очень важен, не могу. Я боюсь, что зайду однажды к нему в каюту и застану пустую постель. Я не мог дать ему свои слезы, не было их у меня. Что с сухаря выжать? Вчера было исключение. Вообще, все что со мной происходит рядом с Арией – из ряда вон выходящее.