Рядом на стуле сидел Гордон Уэйн, его земляк.

— Ты пришел в себя, приятель! Сейчас позову врачей. Не то я уже собирался уходить.

— Погоди, не зови, — Кермит говорил с трудом, — что со мной?

— Тебя ранило осколками; если честно, никто не думал, что ты выкарабкаешься! А у меня для тебя новость: я получил письмо от Хлои, и она пишет про твою жену! Она жива, и они поселились вместе.

Прежде Кермит не слишком стремился общаться с Гордоном именно потому, что тот женился на Хлое. Но сейчас, захлебнувшись от радости, он разве что не вцепился в него.

— Миранда жива?! Мне надо к ней!

— Думаю, ты получишь отпуск как выздоравливающий. Говорят, сейчас в Галифаксе все равно что в аду. Я бы тоже хотел навестить свою жену, тем более что она ждет ребенка.

— Полагаю, этот ад позади. Надеюсь, вскоре мы сможем то же самое сказать о войне.

Считая ранение досадным недоразумением, Кермит мечтал как можно скорее покинуть лазарет. Доктора предлагали ему похлопотать о дальнейшем лечении в каком-нибудь хорошем госпитале, но он не хотел и слышать об этом. Ему надо в Канаду, в Галифакс, к Миранде! Он без того потерял много времени. Он знал, что высказывания медиков, как и фразы из Библии, вроде «всякая плоть немощна[9]», — не про него: он всегда обладал железным здоровьем.

Поднявшись на ноги в рекордные сроки, он удивил врачей, но это было еще не все. Когда после тяжелого ранения его собрались признать негодным к дальнейшей службе, Кермит учинил настоящий бунт. Чтобы он, храбро сражавшийся почти два года, вернулся на родину как какой-то калека?! Это было немыслимо.

В результате он сел на корабль как отпускник и с неверием смотрел на серое полотнище небес, опускавшихся до самого горизонта и, словно занавес, разделявших войну и мир. Было холодно, дыхание вырывалось изо рта и растворялось с воздухе, но Кермит продолжал стоять на палубе.

Думая о любви, смерти, непредсказуемой судьбе, о том, что нечто, еще сегодня открывавшее столько возможностей, может стать проклятием, роком, Кермит укрепился в своем желании иметь ребенка, сына. Надо оставить в тылу надежный залог будущего. Многие из его сослуживцев (тот же Гордон Уэйн) после отпусков получали от своих жен письма, где те сообщали о своей беременности. Сделать ребенка — легче легкого (к тому же это еще и весьма приятное занятие!), просто они с Мирандой провели вместе слишком мало времени.

Он получил боевые, отпускные да еще компенсацию за ранение. Он оставит эти деньги Миранде для того, чтобы, когда подойдет срок, она ни в чем не нуждалась: хорошо питалась, сняла приличное жилье.

Представшее в слабом утреннем свете видение разрушенного города поразило Кермита. Такого он не встречал даже на войне! Белый снег, черные руины, серый пепел. Ни улиц, ни домов, ничего.

Казалось, Галифакс застрял в зиме; на него словно опустилась вечная ночь. Что восток, что запад — сплошной облачный покров. Пахло дымом, сыростью, сиротством и горем.

Впрочем, не все было так плохо. Основанный в качестве британской военной базы, Галифакс долгое время управлялся по военным законам, и даже в такое смутное время здесь не было ни мародерства, ни чего-то такого, что сопровождает хаос. Никто не остался брошенным на произвол судьбы, все получили хоть какую-то помощь.

И еще: гавань. Пусть она пострадала, но общий ландшафт был тот же. Она и сейчас казалась воплощением надежд. Подумав об этом, Кермит ощутил нечто ошеломляюще сладостное. Галифакс восстанет из пепла. Будущее есть. Миранда — жива! Все будет хорошо.

Отправившись в цитадель, где размещался гарнизон, он предъявил документы и попросил помочь в поисках жены.

Он изнывал от желания увидеть Миранду. Прежде многие люди считали, что в их жизни есть серьезные проблемы, не сознавая того, насколько они счастливы. Но у него не было повода сомневаться в своем везении и сетовать на судьбу.

Кермиту удалось отыскать Миранду спустя трое суток, в бараке, где она поселилась вместе с Хлоей. Девушки ладили между собой; им даже удалось создать в тесном уголке некое подобие убогого уюта.

Он не мог на нее насмотреться, хотя она выглядела много хуже прежнего: исхудавшая, неухоженная, плохо одетая. Но это была его Миранда, и он крепко обхватил ее руками, прижимая к себе, а потом, приподняв ее голову, заглянул ей в глаза.

— Я не чаял тебя увидеть!

— А я — тебя!

— Я узнал, что ты жива, из письма Хлои Гордону. А до этого всячески старался вырваться в Галифакс, но мне не давали отпуска.

— Я тоже тебе писала, причем много раз.

— Не все письма доходят; порой теряются как раз самые важные.

— Как же тебе удалось уехать? — спросила Миранда.

— Несчастье помогло, — усмехнулся Кермит и пояснил: — Я был ранен, впервые за два года, а потом получил отпуск как выздоравливающий.

— Ранен? — она нервно встрепенулась, как всегда при упоминании о физических страданиях. — Что-то серьезное?

— Врачи говорили, что да, однако, как видишь, я в полном порядке. Меня ничто не возьмет! А ты не пострадала во время взрыва?

Миранда лихорадочно соображала, что сказать. Правду? Нет, ни за что! С другой стороны, он непременно увидит шрам.

— Меня слегка поцарапало осколком стекла: тоже ничего серьезного, хотя и пришлось зашивать. Из-за этих стекол многие жители Галифакса лишились зрения!

— Да, я слышал. А что с твоими родителями? Они живы?

Миранда покачала головой.

— Мне до сих пор неизвестно об их судьбе.

Они стояли на улице, за бараком, и на их головы медленно и тихо падал снег. Мало кто в этом городе верил, что когда-то наступят весна и лето.

Прежде Кермит частенько блуждал по кладбищу, размышляя о внезапных катастрофах, однако война, как это ни странно, приучила его думать о жизни, о том, что составляет ее необходимый, сокровенный смысл. Когда его горячие руки проникли под пальто Миранды, а губы жадно слились с ее губами, ей показалось, что он готов овладеть ею прямо у стен барака.

— Знаю, ты живешь с Хлоей. А здесь нельзя получить отдельную комнату? Хотя бы на время.

— Надо спросить. Но сначала лучше поужинать. Сегодня у нас лапша с мясными консервами — это почти что деликатес!

Кермит рассмеялся.

— Согласен. Особенно для человека, который несколько суток питался только галетами.

Отсвет пламени маленькой печки падал на лицо Миранды, отчего ее глаза ярко блестели, а губы казались пунцовыми. Впрочем, возможно причиной тому была радость.

Хлоя кутала плечи в платок. Она держалась вежливо, но говорила мало. Кермиту казалось, будто он занимает слишком много места в этой маленькой комнате, нарушает уют хрупкого женского мирка своим грубым вторжением. Он предложил по глоточку шотландского виски — за встречу и за то, что и им, и ему удалось уцелеть. А еще у него был настоящий кофе, и Кермит преподнес его Хлое с тайной благодарностью за то, что она составила компанию его жене и вдобавок не сболтнула лишнего: ни о том, что когда-то он провожал ее до дому, ни о его связи с Нелл.