– Есть, – наконец выговариваю я. Рано моему сыну знать, что бывают такие дедушки, которые вовсе не жаждут прижать внука к своей груди. Но ничего другого отчего-то не придумывается. Наверное, пусть уж лучше Мишка знает правду, чем всякий раз я буду выдумывать для него очередную ложь во спасение. – Он живёт в Москве, знает, как нас можно было бы найти, но до сего времени, как видишь, ему этого не захотелось.

– У него, наверное, есть другие внуки?

– Насколько я знаю, нет, – пожимаю я плечами, удивляясь, что Мишке это пришло в голову. – А почему ты об этом спросил?

– Я подумал, может, у него не хватает времени для меня?

У меня сжимается сердце. Впору заплакать над своим несчастным ребенком, но тут же я мысленно прикрикиваю на себя: перестань!

– Мишка, тебе непременно нужен этот другой дедушка? Может, ты хотел бы даже уехать к нему и с дедушкой Мишей больше не видеться?

Ребенок задумывается.

– Нет, не хотел бы. Кирилл одного своего дедушку любит, а другого нет. Он на него все время кричит и никуда ходить не разрешает. А деда Миша обещал взять меня на рыбалку.

Всё-таки как просто дети расставляют свои приоритеты! Мы с возрастом теряем такую вот непосредственность. Моральные нормы заставляют держаться в отведенных нам рамках. Должны мы любить своих дедушек, вот мы их будто бы и любим. Даже если они не ходят с нами на рыбалку.

– Видишь! В конце концов, каждый человек может для себя решить, что ему больше нужно, и не завидовать тому, что у кого-то больше дедушек и бабушек. У нас – меньше, но зато они получше десяти других! Или я не права?

– Права, – соглашается сын и поглядывает на часы.

– Спать, спать, спать в свою кровать! – напеваю я и несу сына в детскую.

– Мама, я уже большой, – лениво напоминает он, но не делает попытки слезть с рук. Мишке тоже хочется почувствовать себя маленьким и опекаемым.

Тоже. Я говорю – тоже? Поцеловав сына и пожелав ему спокойной ночи, я устраиваюсь в гостиной с семечками, которые на скорую руку пожарила. Мама не любит, когда я грызу семечки, говорит:

– Ну что за деревенские привычки!

Но поскольку я всё же люблю это делать, то в очередной приезд они с отцом завозят мне мешочек, который стоит на кухне возле плиты, упрятанный в большой плетеный короб. У меня от этой моей любви на переднем зубе такая характерная выемка, и чтобы у Мишки зубы не страдали, я обычно нагрызаю ему небольшую кучку ядрышек, из которой он чинно таскает их по одной.

Едва я успеваю устроиться поудобней, чтобы начать смотреть любимый сериал про тайны следствия, как оглушительно звонит телефон.

Я же совсем недавно убавляла его громкость чуть ли не до шороха, но Мишка, наверное, опять прибавил громкость звонка.

– Слушаю, – говорю я и смотрю на часы: одиннадцатый час! Кто стучится в дверь моя, видишь, дома нет никто!

– Это я, Ванесса Михайловна, – говорит трубка голосом Найдёнова. – Я вас не разбудил?

– А если разбудили, то вы заберёте звонок обратно? – хмыкаю я.

– Мне нужно с вами поговорить. Срочно!

Но поскольку я не спешу с ответом, он говорит:

– Это в ваших интересах.

– Хорошо, приезжайте, – решаюсь наконец; и чего это я застряла? Ведь не думаю же, что Найдёнов может причинить мне какой-то вред. – Записывайте адрес.

– Не нужно, – говорит он, – я знаю.

И пока я раздумываю, что на это ему сказать, слышатся короткие гудки.

Я соскакиваю с дивана, краем сознания всё-таки сожалея, что меня вытащили из моей нирваны. Вот уж не время сидеть! Едва войдя с Мишкой в квартиру, я только и успела сделать, что сварила нам с ним овсяную кашу, которую в отличие от многих детей мой сын любит.

Обычно я делаю из неё чуть ли не деликатес. Кладу изюм, немного ванили, украшаю ломтиками свежих фруктов. Если нет, вареньем. Так что, натрескавшись с сыном каши, мы улеглись в постель и до отхода ко сну читали книжку…

Я вихрем пронеслась по комнатам, запихивая в шкафы разбросанную повсюду одежду. Подумать только, я даже посуду не помыла – две несчастные тарелки и пару чайных чашек.

Пожалуй, слишком давно в моем доме не было мужчины, вот я и расслабилась, перестала вовремя наводить порядок.

Нет, я всё же на себя наговариваю. Не такой у меня и беспорядок, но кому из нас хочется услышать от мужчины, пусть и не самого близкого, короткое, но такое емкое слово «неряха»!

Я успеваю навести в комнатах порядок. По крайней мере в двух из трех. Не станет же он заходить в детскую комнату, чтобы посмотреть на моего спящего сына.

Почти тут же в дверь звонят, и я иду открывать, не спрашивая, кто это.

– Я так и думал, – говорит, входя, Найдёнов и протягивает мне букет чайных роз.

– О чем, интересно, вы думали? – спрашиваю я, но он не отвечает. – Не снимайте обувь!

Я говорю это Найденову, потому что он как раз наклонился, чтобы расшнуровать свои фирменные ботинки. Он некоторое время колеблется – не испачкает ли мне пол, но в конце концов решается войти.

– Цветы по какому-то поводу? – спрашиваю я больше для того, чтобы уяснить, в какой тональности будет проходить наша встреча.

– Как это – по какому? – бурчит он, вешая своё пальто. – Я впервые в квартире женщины, которую… в общем, женщины, с которой ещё не встречался в домашних условиях… Кстати, вам идут эти штанишки. Главное, в них вы вовсе не кажетесь крутой вумен, которая может снизойти к мужчине, пожалев его, несчастного…

Неожиданно для себя я краснею. По поводу штанишек. Нормальный домашний костюмчик: хлопковые бриджи и майка с рукавами. У нас в доме всегда теплые батареи, так что в зимнее время я вполне могу обходиться без теплых халатов и штанов с начесом.

– У вас в квартире есть лоджия? – спрашивает Михаил Иванович, без приглашения следуя за мной на кухню – здесь у меня есть ваза, куда я хочу поставить принесенные розы.

– Есть, – говорю я удивленно; для чего ему лоджия?

– Можно посмотреть?

– Можно. Осматривайте всю квартиру, кроме детской – дверь направо, мой сын недавно заснул.

Пусть ходит смотрит, если ему так хочется, хотя его беззаботный вид ничуть не говорит о том, что у Найдёнова ко мне срочное дело.

Я лезу в холодильник, делаю на скорую руку салат из моркови и чеснока, режу колбасу. Отчего-то мне кажется, что Михаил Иванович захочет овсянку, если я предложу. По крайней мере в гостиничном ресторане он ел с удовольствием.

– А чем это у вас так вкусно пахнет? – спрашивает он, возвращаясь на кухню.

– Овсяной кашей.

– Она еще осталась?

– Осталась.

– А вы мне ее дадите?