Хотя всего четыре месяца назад он наблюдал реакцию Уотсона на его притворную болезнь («Шерлок Холмс при смерти»), сомнительно, чтобы Холмс задумывался о том, каким потрясением будет его смерть для старого друга. Он сам обладал бесстрастной натурой и был нечувствителен к эмоциям других. Холмсу была присуща черствость, и, приняв решение, он полностью сосредотачивался на цели. Порой это граничило с жестокостью. Конечно, Уотсон погорюет, но в конце концов утешится.

Холмс также сознавал, что его мнимая смерть должна выглядеть убедительно и ему придется призвать всю свою изобретательность, чтобы инсценировать ее. Любовь к театральным эффектам также сыграла здесь свою роль. Он проделал все безукоризненно. Важно было, чтобы по отпечаткам ног на грязной тропинке не поняли, что он возвращался. Сначала Холмс подумал о том, чтобы надеть ботинки задом наперед, – фокус, который он уже применял раньше. Однако лишние следы могли вызвать подозрение, и поэтому он решил подняться вверх по скале. Хотя она казалась отвесной, при ближайшем рассмотрении на ней обнаружилось несколько выступов. Оставив свой альпеншток, портсигар и прощальное письмо Уотсону, написанное с разрешения Мориарти перед поединком, Холмс начал карабкаться вверх. Это было опасное предприятие, и Холмс снова рисковал жизнью. Только что избежав смерти, он опять бросал вызов судьбе. Это была как бы вторая дуэль, и, совершая свое восхождение, Холмс воображал, будто слышит крики профессора, взывавшего к нему из бездны – словно глас из глубин ада.

Добравшись до уступа, поросшего травой, Холмс решил подождать там возвращения Уотсона. Это была странная идея с практической точки зрения – разве что Холмс хотел убедиться, что Уотсон действительно верит в его смерть. Однако возникает неприятное чувство, будто Холмс хотел увидеть что-то еще, а именно – неизбежное горе Уотсона. Если это так, то тут проявилась уже не просто черствость, а положительно склонность к садизму. Правда, Холмс, возможно, считал это всего лишь естественным любопытством – сродни желанию присутствовать на собственных похоронах.

Разумеется, Уотсон был глубоко опечален смертью Холмса. Вернувшись в гостиницу и обнаружив, что письмо фальшивое, он сразу же понял, что «высокий англичанин», который, по утверждению герра Штайлера, прибыл вскоре после их ухода, – Мориарти.

Похолодев от страха, Уотсон отправился к Рейхенбахскому водопаду. Однако несмотря на тревогу, у него хватило присутствия духа взять с собой тех жителей деревни, которые могли быть полезны в крайних обстоятельствах. Возможно, он попросил герра Штайлера сделать это от его имени. Неизвестно, кто были эти люди. Уотсон совсем их не упоминает, а Холмс называет «свитой» Уотсона – в этом слове слышится презрение к их попыткам. Вероятно, это были проводники, которые знали местность и обладали каким-то опытом по спасанию в горах.

Уотсон ничего не говорит о своих собственных чувствах во время двухчасового похода обратно к водопаду. Он позволил им проявиться только после того, как прибыл вместе с другими на место и увидел своими глазами доказательства, что Холмс несомненно мертв. Самого Холмса нигде не было, а его следы вели к краю пропасти. Истоптанная грязная тропинка, вырванные с корнем терновник и папоротники у края ущелья указывали на место последнего поединка. Поблизости лежали брошенный альпеншток Холмса, серебряный портсигар и его прощальное письмо. При виде этих предметов Уотсон, по его выражению, «похолодел», и его «охватил ужас» перед этой трагедией. Он безмолвно стоял там, пытаясь совладать со своими чувствами.

А что же делал Холмс в то время, как Уотсон испытывал муку потери? Он лежал, устроившись весьма удобно на уступе, где можно было «вытянуться» и «отлично отдохнуть» (это его собственные слова), и слушал, как Уотсон, обезумев, выкрикивает его имя. А еще наблюдал с насмешливой отстраненностью, подобно Юпитеру на олимпийском троне, за тем, как «весьма трогательно, но безрезультатно» его старый друг с помощниками исследует свидетельства его смерти.

К тому времени начали сгущаться сумерки, так что поиски тел, вероятно, отложили до следующего дня. Тело Холмса, разумеется, не было найдено. И тело Мориарти тоже. Теория А. Карсон Симпсона, что Мориарти воспользовался одним из собственных изобретений, атомным акселератором, чтобы исчезнуть бесследно, не стоит принимать всерьез. Более правдоподобно, что полковник Моран вернулся позднее на место трагедии и, забрав труп Мориарти из ущелья, тайно похоронил его где-нибудь поблизости. Быть может, его кости все еще лежат в безымянной могиле на склоне горы. Туда доносится рев Рейхенбахского водопада, как эхо голоса Мориарти, «Наполеона преступного мира», кричавшего от ужаса, когда он летел в бездну. Наверно, с помощью современного археологического оборудования, например специального радара, даже можно обнаружить место захоронения и выкопать останки Мориарти. Его череп был бы чрезвычайно интересен судебным патологоанатомам. Замерив его, они могли бы вычислить объем феноменального мозга профессора Мориарти.

Как только Уотсон и его спутники ушли, полковник Моран обнаружил свое присутствие. Он появился из своего укрытия над ущельем, откуда тоже наблюдал за тем, что происходило внизу. Некоторые комментаторы спрашивают, почему он не воспользовался своим знаменитым духовым ружьем, чтобы убить Холмса. Оно было надежнее, чем каменные глыбы, которые он швырял сверху. В конце концов, Холмс, лежавший на уступе, был хорошей мишенью. Но у Морана могло не быть при себе ружья. Или на таких крутых скалах оказалось невозможным открыть огонь. К тому же прицелиться в сгущавшихся сумерках трудно.

Приближалась ночь, рассказывает Холмс, и в полумраке он даже не мог ясно видеть черты Морана, хотя и знал, как тот выглядит. Он описывает только фигуру мужчины и его «свирепое лицо». Лишь впоследствии Холмс понял, что его атаковал начальник штаба Мориарти.

Путь наверх был заблокирован, но после ухода Уотсона с его «свитой» тропинка внизу была свободна. Холмсу удалось добраться до нее, спустившись по скале, что было трудным делом. Он приземлился, израненный, весь в крови, но живой – «благодаря милости Божьей», добавляет он. Это редкий случай, когда Холмс открыто выражает какие-либо религиозные убеждения. Оказавшись на тропинке, он пустился наутек и под покровом темноты ушел через горы.

Отъезд Уотсона в Англию, вероятно, был отложен из-за официального следствия: он упоминает об «осмотре места происшествия, произведенном экспертами», – по-видимому, швейцарской полицией. Она наверняка участвовала и в поисках тел. Неясно, проводилось ли дознание в Швейцарии или Англии – или в обеих странах. По закону английские коронеры не обязаны проводить дознание о британском гражданине, умершем за границей, – если только они не считают, что это следует сделать в интересах правосудия. Разумеется, был суд (скорее всего, в Олд-Бейли) над теми членами банды Мориарти, которых арестовала полиция. Улики[59], собранные Холмсом, были крайне важны для доказательства их вины. Они находились в синем конверте, который он в прощальном письме просил Уотсона передать инспектору Петерсону. Репортажи об этом суде печатались в газетах, однако, учитывая международную известность Холмса, странно, что о его смерти широко не сообщалось. Было опубликовано только три кратких сообщения – одно в «Журналь де Женев» – и информация агентства «Рейтер» от 7 мая. И, наконец, через какое-то время после событий у Рейхенбахского водопада были опубликованы три письма от полковника Мориарти, в которых он защищал память покойного брата.