– Во-первых, если говорить о людях – то для квалифицированной работы нужны не кто попало, а специалисты высшей пробы. Без которых любое количество рабсилы и техники не имеет смысла. Во-вторых, насколько я помню, когда решался вопрос об изучении Желтого Камня, не вы ли категорически настаивали на соблюдении секретности? Что имело следствием, при найме персонала, обращать внимание не только на профессиональные, но и иные критерии – а это сильно суживает круг кандидатур. Ну и в-третьих, для геофизической локации мы измеряем скорость и амплитуду сейсмических волн, возникающих при подземных толчках и проходящих сквозь нужный нам участок земной коры – ясно, чем больше подземных толчков, тем более точную картину мы можем нарисовать. И тут уж никакие деньги не помогут – геологическим силам нельзя заплатить долларами, чтобы они устраивали подземные толчки чаще, чем это есть!

– Коллега прав – сказал еще один «умник», представитель Массачусетского Технологического Института, назовём его Физик (благо он и был физиком-теоретиком) – и обращаю внимание на пикантный факт. Что творится сейчас на рынке недвижимости. Резко упали цены там, где кажутся вероятные цели для русских бомб, но зато поднялись там, где… Вы можете представить, что начнется, если те, кто решил прикупить себе дом в безопасной сельской глуши – в Вайоминге, Монтане, Айдахо – узнают, что у них под ногами?

– Кстати, откуда советские в той истории узнали про Йеллоустоун? – спросил председатель – вероятно, что там, еще до конца этого века, случилось землетрясение – и материалы по нему оказались в открытом доступе.

– Даже еще проще – произнес Эдисон – полагаю, что наши геологи вполне могли, и должны были заинтересоваться Йеллоустоуном и его геологической историей. И опубликовать полученную информацию – полагая, что после распада СССР нечего больше бояться. Или даже, допустить иностранных геологов, в том числе и русских, для совместной работы на благо науки и человечества, разумеется…

– Возмутительная утечка информации! – заметил военный – но если в будущем землетрясение все-таки было, то прочность крышки над нашей кастрюлей могла еще уменьшиться. И мы сейчас опять ловим черную кошку в темной комнате – не зная, есть она там или нет.

– Дьявол! Но продолжайте работы, может, все же удастся что-то прояснить – председатель подвел промежуточный итог – а по «атомной» или вулканической зиме, что удалось выяснить, насколько вероятен прогноз?

– К нашему сожалению, прогноз неутешителен – слово взял еще один гость, похожий на университетского профессора (он и был от «Лиги Плюща», гуманитарий) – к сожалению, мы не можем с приемлемой точностью рассчитать процессы в земной атмосфере, особенно в «нештатном» ее режиме, на это требуются совершенно недоступные нам пока вычислительные мощности. Но мы имеем прецедент, по которому можем судить о данном процессе – я имею в виду «год без лета», случившийся после извержения вулкана Тамбора в Индонезии в 1815 году.

Год, когда на большей территории Европы и Северной Америки практически не было лета. В марте и даже середине апреля была еще абсолютная зима, а летние месяцы были сплошь с заморозками, дождями и температурой (по оценке, точных измерений не проводилось) в среднем, на десять-пятнадцать градусов ниже обычного. Когда из-за тотального неурожая после был массовый голод, и взлетевшие до небес цены на провизию. Замечу, что также по оценке, объем выброшенной в атмосферы земной породы составил от 150 до 180 кубических километров – Йеллоустоун же, если взорвется, выбросит в разы, если не на порядок, больше. И он находится на нашей территории – а не где-то в другом полушарии планеты.

В Британской библиотеке нам удалось обнаружить поистине уникальный документ – автор Джеймс Джеймсон, британский врач, работавший тогда в Бенгалии. Кроме медицины, он интересовался метеорологией, и оставил уникальные записи своих наблюдений за погодой – и это самое детальное описание климатических последствий от извержения вулкана Тамбора, которым мы располагаем.

Напомню, что извержение продолжалось с апреля по июль 1815 года, окончательно же активность вулкана прекратилась лишь в конце августа. То есть, эти полторы сотни кубических километров не были выброшены в атмосферу единовременно – что также играет свою роль. В случае же одномоментного взрыва в тысячи кубокилометров – последствия будут намного более скорыми и ужасными.

Согласно записям Джеймсона, начиная с 1816 года обычная для Индии регулярная смена сезонов засухи и дождей была совершенно нарушена. В конце мая месяца жара стала невыносимой, столбик термометра временами поднимался до 37 градусов по шкале Цельсия, в Бенгалии такое случается нечасто. Не только европейцы, но даже местные туземцы падали замертво от солнечных ударов прямо на улицах. И в то же время, дословно – «Май 1816 года. Обычно в это время года с моря дуют мусонные ветра, что приносят ливневые дожди, но в этом году не выпало ни одной капли. Земля страдает от сильной засухи. Поля пересохли. Над нищим сельским населением нависла угроза неурожая и голода». Современная наука объясняет этот феномен, тем, что пепел в атмосфере задержал солнечные лучи, воздух не прогрелся, и разница температур между водой и сушей оказалась недостаточной, чтобы вызвать муссонный ветер, который бы вытянул влажный воздух с океана на континент.

Лишь в конце августа – на три месяца позже обычного срока! – ветер с океана наконец-то принёс долгожданный дождь, – но это стало ещё более худшим бедствием, чем засуха, даже для привычных к сезону дождей местных туземцев. Проливные дожди шли весь сентябрь, и вызвали самое сильное наводнение, которое только помнят местные старожилы. Реки вышли из берегов и плодородные сельхозугодья, которые только что изнывали от палящего солнца, оказались полностью затоплены.

Подобные погодные аномалии наблюдались на протяжении двух лет. Джеймс Джеймсон их подробно задокументировал. Он стал главным летописцем самого значительного нарушения смены циклов муссонов. Это был настоящий подвиг белого человека: среди царившего вокруг хаоса и буйства стихии он нашёл в себе силы попытаться понять, что вообще происходит. Он наблюдал, собирал данные, а затем постарался творчески все это переосмыслить и создать наиболее полную картину происходящих в те годы событий. Не сделай он этого – мы бы так ничего и не узнали!

– Помянем его душу – сказал председатель – однако же, эти подробности имеют для нас сейчас практическое значение?

– Самое непосредственное – ответил Профессор – эта информация предупреждает нас, что после катаклизма приходят голод и мор, которые оказываются даже еще более опасны. Как это случилось после того извержения. Холера всегда была в тех местах эндемичным явлением – ее бациллы жили в солоноватых прибрежных водах, подпитываясь сезонно в период муссонов, когда в море с речными водами попадало большое количество питательных веществ. Экосистема была в равновесии – какое-то число туземцев регулярно сдыхало, но в целом, тогда холера проходила по разряду местной экзотики… как сейчас, известная вам Эбола. Ну а после катаклизма, как считают наши эксперты-микробиологи, чередование необычайно продолжительных сезонов засухи и дождей привело к взрывному росту популяции холерных вибрионов. А дальше – начались ужасы уже планетного масштаба. Сначала мор выкосил Бенгалию, прокатился по всей Индии – у того же Джеймсона есть описание, как погребальные костры на берегах Ганга горели сутками, туземцы тысячами сжигали своих мертвецов, и все равно по реке во множестве плыли неупокоенные трупы. Дальше холера двинулась как пожар – Цейлон, Индонезия, Филиппины, Китай, Япония, Персия, Египет – и наконец, Европа, и мы. И еще после той первой волны, в прошлом веке прокатились еще четыре – от каждой из которых умерло не меньше людей, чем от большой войны: летальность составляла свыше 50 процентов. Напомню еще один факт – эпидемия чумы XIV века, от которой в Европе в разных странах вымерло от четверти до половины населения, возникла также при смене климата, начало «малого ледникового периода». Теперь у нас на пороге очередной катаклизм – а где-то в африканских джунглях обнаружена Эбола, вакцины от которой нет, и летальность более 90 процентов. Дальше продолжать?