Половой контакт — это прежде всего контакт психологический. Мужчина должен чувствовать душу женщины. Как бы покорна она ни была, у нее свой внутренний мир и свое сознание, которое регистрирует то, что делается параллельно. Иначе рядом с ним просто плоть, просто рот, который может служить влагалищем, просто влагалище, какими заполнены страницы «Хастлера». Он должен видеть в женщине человека, а не вещь, другого человека. А там, где есть другой, и рождается психологическое взаимодействие. Когда женщина чувствует, что психологический контакт установлен, она ищет руки партнера, его язык, пенис — так ребенок раскладывает вокруг себя подушки и мягкие игрушки, перед тем как уснуть.

После того как они отрывались друг от друга, Алисса отдыхала, полулежа на диване в его служебной комнатушке — как Олимпия на картине Мане. Оуэн зажигал ей сигарету «Парламент», и оба принимались ломать голову, о чем бы поговорить.

Это всегда проблема. Мужчина и женщина, обнаружившие родственность душ и одинаковые склонности, встречаются на час-полтора, а что потом? После мелодраматического расставания с Фэй Оуэн решил больше не влюбляться — так лучше для всех. Подобная эмоциональная профилактика устраивала Алиссу. Она изменяла Йену, но бросать его не собиралась — так же как и Оуэн не собирался бросать Филлис. Сдержанность давалась ему нелегко: таких женщин, как Алисса, любят. Все его существо жаждало обладать ею всегда.

Однажды он спросил у Алиссы:

— Почему женщины трахаются?

Та засмеялась, выпустив изо рта струйку дыма.

— А почему — мужчины?

— Но это же очевидно. Женщины такие прекрасные!

— А мужчины — нет?

— Нет. Насколько я могу видеть.

— Скажу начистоту, Оуэн, меня привлекает сама эта идея даже вне связи с тобой. Мужчины восхитительны.

— Да нет, это вы! Вы так умеете поднять настроение, самооценку, причем одним только флиртом на коктейль-пати.

— То же — о вас.

— Да, но я вот что еще думаю — женщина рискует забеременеть или вообще угодить на тот свет, если она подружка бандита или, хуже того, проститутка. В газетах каждый день только и пишут о бедных девочках, кого пырнули ножом: она-де трахалась с каким-то подонком, а он не пожелал от нее отстать.

Слово «трахаться» в те годы подразумевало коитус, и так называли тогда близкие отношения. Невероятно, но факт: секс считался безопасным. Нежелательные последствия устранялись антибиотиками или поездкой в просвещенные земли, где закон разрешал аборты. Женщины принимали противозачаточные таблетки или пользовались колпачками. Никто не боялся подхватить дурную болезнь. Сифилис и гонорея бывали только у хиппи — в качестве атрибута их беззаботного антибуржуазного стиля жизни, герпес считался проблемой. Зуд передавался от женщины к мужчине, от него к другой женщине и так далее. Говорить об этом в приличном обществе было не принято — разве что со своим врачом. Он прописывал лечебную мазь, как правило, малоэффективную. На секс смотрели как на занятие вполне невинное, даже если люди, которые им занимались, не были таковыми. Оуэн и Алисса были исследователями страны прелюбодейства, — не то чтобы совсем неизведанной, но мало для них знакомой. Их погнало туда раздражение или пренебрежение супругов, но они не могли избавиться от чувства вины, как избавлялись от постельных выделений перед тем, как одеться и выйти на улицу. Вина была частью их, как этот постельный секрет, была частью их повредившегося здоровья.

— Делать детей не самое плохое времяпрепровождение.

— Не буду спорить. Но когда ночью мне не спится, я представляю, как вы с Йеном занимаетесь любовью, и сгораю от ревности.

— А вы с Филлис не занимаетесь?

— Занимаемся, но не часто.

— Ну что ж, это в порядке вещей. Я замужем, ты женат, наши отношения — как дополнительное блюдо, и хватит об этом. Ты вот спрашиваешь, почему люди делают то, что делают, почему трахаются. Этого никто не знает. Они делают это инстинктивно. Это в них заложено природой. Ты никогда не наблюдал, как птица вьет гнездо? Веточка к веточке, травинка к травинке. Никто ее не учил этому. Срабатывает инстинкт.

— Добро пожаловать в мое гнездо, — произнес Оуэн, оглядывая свою мрачную, как тюремная камера, комнату. Его сильно беспокоило, что он может понадобиться Эду.

— Женщина не то, что мужчина. Ей нужно внимание.

— Значит, траханье для тебя — знак внимания?

— Когда ты так говоришь, это звучит глупо, но в сущности — да, пожалуй. Ты со мной, значит, оказываешь внимание, хотя сам уже ломаешь голову, как избавиться от меня и вернуться к работе.

— Ничего подобного! Ты сводишь меня с ума. — Он намеренно воспользовался заменителем источающей опиум формулы «Я люблю тебя». Он не говорил так Эльзе и не говорит сейчас Алиссе. Они с Фэй поверили в это дурманное заклинание, и вот чем это кончилось. — Подари мне еще двадцать минут, тогда увидишь сама.

— Я оценила, великодушный сэр. — Словно раскрыв и сомкнув лезвия большого ножа, она обхватила его своими ослепительными ногами, затем села, и ее босые ступни коснулись пола. — Но мне надо зайти в магазин, купить что-нибудь на обед Йену. И еще в химчистку, а там и занятия в школе кончатся. — Десятилетний Норман давно учился, а Нэйла пошла в первый класс. Это дало Алиссе возможность отлучаться на встречи с Оуэном. Ее губы дрожали, она не могла не посмеяться над их не лишенной комизма связью. Стоял ноябрь, но ее тело еще хранило следы золотистого загара. Сделав усилие встать, она снова упала на скрипучее импровизированное ложе. — И вообще вряд ли это полезно для женского здоровья, взвинтиться до сумасшествия, а потом вскакивать по делам. Наверное, нужно, чтобы внутри все улеглось, успокоилось.

Оуэн дорожил этими минутами откровения. Они позволяли ему лучше понять, что значит быть женщиной. Такой возможности Филлис ему почти не давала, она знала, что она женщина, но не снисходила до того, чтобы останавливаться на этом, в то время как Алисса была ему кем-то вроде сельского философа на данный предмет. «Женщина предпочтет, чтобы ее ударили, нежели не заметили», — сказала она однажды. Оуэн не мог себе и вообразить такого, чтобы ударить Алиссу. Но сама мысль, что он может побить ее, рождала в нем животную нежность, когда он брал ее сзади, стоя на ноющих коленях, и смотрел на ее спину.

После некоторого замешательства, когда они выпачкались ее кровью и слегка попрепирались по этому поводу, она призналась:

— Знаешь, когда я была подростком и у меня все это только начиналось, мне казалось, что в эти дни, когда у меня месячные, я буду больше всего привлекать мужчин.

Признание было для нее настолько интимным, что от смущения она замолчала, и он с трудом осмелился продолжить тему.

— И как ты думаешь, что мужчины должны с этим делать? — спросил он.

Его любовница вспыхнула:

— Ну, я не знаю, Оуэн. Не приставай. Мне просто так казалось. Это как кормить грудью — что-то очень и очень женское. Волнующее.