– У тебя когда-нибудь было ощущение, что все происходит во сне? Или что твоя жизнь – это кино?

– Какой странный вопрос. Что ты имеешь в виду?

Он повесил молоток на гвоздь на стене. В классе рядом было пусто. В половине двенадцатого все или на обеде в столовой, или на школьном дворе.

– Я имею в виду, что иногда мне кажется, что все, что со мной происходит, это не реальность, а сон. С тобой такого не случалось?

– Нет. – Он внимательно посмотрел на меня. – Может, это потому, что ты только что потеряла отца? – произнес он с участием в голосе.

Я ничего не ответила. Мне не хотелось думать о папе. О людях, которые забрали его, о маме, которая спала в ванной с тех пор, как это произошло.

Спик достал метлу и начал молча подметать пол. Связка ключей позвякивала при каждом наклоне вперёд. Я сделала шаг назад и прижалась к стене, чтобы освободить место для метлы. Бетонная стена холодила мне спину. Внезапно он отставил метлу в сторону, оперся о столярный стол, посмотрел на меня и пожал плечами:

– Все наладится.

– Откуда ты знаешь? Все так говорят, но откуда они это знают?

Спик стряхнул пыль со штанов.

– Я знаю. Мой отец умер, когда я был в твоем возрасте. Он пережил диктатуру и сбежал в Швецию, но вскоре по прибытии с ним случился инфаркт. Безумие, да?

Я не знала, что на это ответить.

– Я думал, что у меня хватит сил выдержать его смерть, – продолжил Спик. – Думал, я справлюсь, но это оказалось гораздо сложнее. Если бы только у меня был кто-то, с кем можно было бы поговорить, кто-то, кто выслушал бы меня и понял.

– Что произошло?

Спик посмотрел на свои руки. Вытянул их вперед и долго разглядывал, словно хотел проверить, чистые они или нет. На большом пальце у него был уродливый порез, только начинавший затягиваться. Мизинец другой руки залеплен грязным пластырем.

– Я нажил неприятностей.

– Каких?

– Спутался с плохими парнями. Был близок к тому, чтобы разрушить свое будущее. Прошло много времени, прежде чем я снова смог вернуться к нормальной жизни.

– Ты кому-то навредил?

Он рассмеялся, словно я сказала какую-то глупость, и запустил руки в свои черные волосы.

– Только себе самому. Но тебе нечего опасаться, Эмма. Ты хорошая девушка, понимаешь? Ты из хорошего района. У тебя есть семья и друзья. Все будет хорошо.

Я расстроилась. Я не хотела быть хорошей девушкой. Я хотела быть кем-то другим, кем-то важным, кем-то опасным, кем-то значимым. Мне хотелось повторения того, что случилось в подсобке. Хотелось услышать свое имя из его уст, почувствовать его руки на своей голой коже.

Я сделала шаг вперед.

– Эмма? – удивился он.

Я подошла совсем близко, обняла его руками и прижалась к его теплому телу. От него пахло табачным дымом и потом. Он вытянулся в струнку, но потом неуклюже положил руку мне на плечо и похлопал, как хлопают послушную собаку.

– Все будет хорошо, Эмма, я обещаю.

Его слова вызвали у меня обратную реакцию. Что, если я не хочу, чтобы все наладилось? Я запрокинула голову назад, чтобы заглянуть ему в глаза. Не уверена, но мне показалось, что в его глазах появился страх. Спик смотрел на меня с тревогой, ожидая моего следующего шага. Встав на цыпочки, я поцеловала его. Губы у него были узкими и твердыми, совсем не как в прошлый раз. Он стоял неподвижно, а потом вдруг весь затрясся и оттолкнул меня от себя.

– Эмма! Что?

Из класса раздался какой-то звук. Я обернулась и увидела в дверях Элин.

Она словно собиралась войти, но застыла на месте, наклонившись вперед и балансируя на краю, как спортсменка, готовясь к прыжку в воду. Рот приоткрыт, в руках банка газировки.

– Элин, – крикнул Спик, – подойди сюда. Я хочу поговорить с тобой.

Элин не пошевелилась, но банка медленно выскользнула у нее из руки. Прошла вечность, прежде чем банка шлепнулась на пол и ее содержимое выплеснулось на линолеум.

– Элин, – кричит он снова, но она уже повернулась и выбежала из класса. Еще мгновение – и ее потертая кожаная куртка и красная шапка скрылись из виду и шум ее шагов стих.

В три ночи я принимаю обезболивающее. Живот болит, кровотечение продолжается. Наконец, я погружаюсь в полудрёму. Я так и не поняла, удалось мне заснуть или нет, как наступило утро. Живот болит меньше, даже почти не болит. Может, я просто свыклась с этой болью, может, мои чувства притупились. Мне кажется, что я медленно превращаюсь в камень, холодный, твердый, бесчувственный ко всему, что со мной происходит. На улице еще темно, в комнате холодно, так хочется вернуться в кровать, но я знаю, что нельзя. Я должна встать и сделать что-то с этой ситуацией. Я не могу оставаться марионеткой в руках Йеспера и играть в поставленном им спектакле.

Я решаю поехать на работу, с которой меня уволили, под предлогом, что Ольге надо вернуть ключи от машины.

– Привет, – говорит она, не отрываясь от бульварной газеты.

Я присаживаюсь напротив.

– Привет.

Ольга медленно переворачивает страницу одной рукой, в другой зажата незажженная сигарета. Я достаю ключи от машины и кладу перед ней на стол.

– Спасибо за машину.

– Черт знает что творится с этим Евровидением.

Я молчу.

– Перекур?

– Давай, – соглашаюсь я.

Мы выходим в коридор, который ведет к мусоросборнику. Там строго запрещено курить, но, естественно, все там курят.

Вдоль стен стоят сложенные картонные коробки, к стене прислонена тележка.

– Хочешь?

Ольга достает из кармана пачку сигарет. Я качаю головой.

– Нет, спасибо.

Она удивленно смотрит на меня своими большими, блестящими, как стекляшки, глазами, потом нагибается и проводит пальцем по моей щеке.

– Вот дерьмо, Эмма, что с тобой произошло?

– Я упала в кусты.

На лице у нее сомнение.

– Это он сделал? Твой парень? Он тебя избил? Ты должна заявить в полицию.

– Никто меня не бил. Я за ним проследила. Я знаю, где он живет…

Я начинаю заикаться, предательские рыдания подступают к горлу. Ольга легонько сжимает мою руку, и я чувствую ее длинные ногти.

– Что случилось, Эмма? Расскажи мне. Тебе будет легче.

– Он живет в большом доме в Юрсхольме… с другой женщиной. Он с самого начала меня обманывал. Говорил, что нельзя никому рассказывать о наших отношениях, потому что это может навредить его работе. Вот почему никто не должен был видеть нас вместе. Но он лгал, причина была совсем не в этом. У него уже есть девушка, понимаешь? Это безумие какое-то… И я вспомнила, что ты говорила, что он психопат и хочет мне навредить, и теперь я не знаю, что мне делать. Он разрушил мою жизнь, и я сама позволила ему это сделать.