Что я придумываю, дура, подумала она, слабея от облегчения так, что едва не осела на ставший жарким пол. Насочиняла ужасов и боюсь до истерики, вместо того чтобы спокойно собраться и разобраться. Линзы лежат в ванной, Софьи там, похоже, нет – сорвалась куда-то с утра пораньше, такое редко, но бывает, – так что надо спокойно дойти до ванной, не отвлекаясь на придуманные страшилки, тени и запах…

Аня вздрогнула. Запах лаванды, точно как из бабушкиного шкафа, шел от дальнего угла. От пятна. Это оно пахло. Слабо, но для этой квартиры небывало, неуместно и, значит, угрожающе. Чужой, пробравшийся в дом, – всегда угроза. Даже когда просто стоит и смотрит. Особенно когда просто стоит и смотрит.

А Аня тоже стоит в дурацкой пижаме с пандами и смотрит, еле-еле, как умеет, на ногах, играющих, будто платочек на ветру, без очков и телефона, точно голая посреди улицы, беспомощная и неспособная не то что защитить себя, а ни увидеть опасности, ни даже крикнуть так, чтобы кто-нибудь хотя бы услышал.

Что делать-то: орать на месте, кидаться к выходу или притвориться, что ничего не заподозрила?

Орать было бесполезно – никто никогда не реагирует на крики, ни на улице, ни в присутственных местах, ни тем более в многоквартирном доме, который как раз считался самым законным местом для воплей, безобразий и декриминализованного домашнего насилия. Нет смысла и кидаться к окну: ну успеет она разбить стекло, ну крикнет «На помощь», если силы и воздух в легких найдет, – а толку? Никто не услышит, а услышит, так ругнется и прибавит звук в телике или телефоне.

Бежать к выходу тоже смысла не было. Аня знала свои спринтерские способности, ловкость и удачливость. Они давали очень слабые шансы достичь двери, не налетев на стенку или просто не вывихнув ногу. Оторваться от преследователя шансов не было. Тем более отбиться от него – свои боевые навыки Аня знала еще лучше. Ну и несколько фильмов ужасов, которые она посмотрела под нажимом Платона, заставили запомнить, что попытка рвануть с места от ожидающего этого злодея ничем хорошим не заканчивается. Никогда.

Он там стоит, потому что того и ждет. Играет. В кошки-мышки. И в эту игру он точно выиграет.

Это точно он.

Аня зажмурилась, чтобы хотя бы этим усилием удержать себя от рыданий, оседания на пол или прыжков куда глаза глядят – всё, больше никуда не глядят, – вдохнула через силу и, как в полусне, побрела к прихожей. Каждый миг она ожидала шороха за спиной, усиления запаха, дыхания в беззащитный затылок, дернувшийся от этой мысли толстыми мурашками, жуткого удара или чего страшней. Шаг, миг, миг, шаг, ой.

Босая нога будто чуть прилипла и тут же поехала в сторону. Аня, всплеснув руками, следующий миг повисела где-то между отскочившим полом и скособоченными стенами, еле удержала равновесие, задышала и присела, ощупывая ногу и вокруг. Так и есть, она наступила на телефон, зачем-то лежащий на полу посреди комнаты. Положенный кем-то.

Экран вроде не треснул, всем весом Аня наступить не успела. Аня машинально нажала кнопку сбоку – черное стекло не ожило. Почти забыв обо всём, Аня вдавила кнопку снова так, что чехол хрустнул, и удержала палец. Телефон, помедлив, начал загрузку.

Ну хоть что-то, подумала Аня, медленно вставая и пытаясь сообразить, успеет ли вызвать полицию, или делать это и бессмысленно, и опасно, потому что злодей, быть может, не тронул ее лишь для того, чтобы она ввела пароль и открыла доступ к тайнам телефона. Какие там тайны, что за дичь я несу сама себе, подумала Аня, прислушиваясь правым ухом, вздыбленными волосами на затылке и всей спиной, – и крупно вздрогнула от негромкого, но резкого звука с другой стороны. Щелкнул замок входной двери.

У него еще и помощник, поняла Аня, и рванула к ванной. Сейчас настигнет, сейчас рванет за шкирку, сейчас пнет, чтобы влетела лбом в стену, сейчас зацепит резинку штанов, – понимание вспыхивало на каждом ударе сердца, пока Аня вылетала в коридорчик, оскальзывалась на полу, пыталась ухватить ручку двери в ванную негнущимися пальцами и со второго раза вталкивала в паз затвор шпингалета, удивительно маленького, оказывается, и хлипкого.

Свет включить она не успела, но было не до него. Аня поспешно, стараясь не вслушиваться в неразборчивый шум за дверью и не обстукивать головой и локтями стены, кромки и углы, которых оказалось удивительно много, отыскала коробку с линзами, наладила подсветку телефоном и умудрилась трясущимися руками вставить линзы, не выдавив себе глаз и порвав не веки, а всего лишь одну линзу, которую досадливо стряхнула на пол.

Она поморгала, снова схватила телефон и наконец четко увидела экран со временем – 8:12 уже, оказывается, – со всеми необходимыми иконками и со значком превосходного сигнала.

Аня открыла приложение звонков и зависла, вспоминая, как звонить в полицию. В Америке 911, у нас было 02, потом вроде 112, но это единый, а как же…

– Ань, ты здесь? – бодро рявкнули за дверью, одновременно дернув за ручку.

Аня подпрыгнула, телефон чуть не улетел в унитаз, она еле удержала скользкий чехол мгновенно взмокшими, хоть и ледяными по-прежнему руками, всхлипнула и неуверенно спросила:

– Софья?

– А кто еще-то? – удивилась та уверенно и напористо, как всегда. – А фигли ты без света? Досыпаешь? Подъем!

Лампочка на потолке вспыхнула, Аня облегченно вздохнула и тут же сообразила, что это просто следующая сцена фильма ужасов: подруга героини пришла на место резни и безмятежно воркует, не подозревая, что злодей уже подкрался, – и теперь героине суждено либо увидеть, как подруге перерезают горло, либо бессильно рыдать, наблюдая, как в щель под дверью вползает густая темная лужа.

– Софья, там кто-то есть! – заорала Аня.

Она окинула безумным взглядом тесный санузел, в котором не обнаруживалось оружия опаснее дамской бритвы и весомее металлического туалетного ершика, решительно схватила последний с мыслью «Не побью, так унижу» и, на секунду дольше нужного погремев щеколдой, выскочила наружу.

– Часто ты так? – спросила отшатнувшаяся от двери Софья.

Она была румяна, цела и невредима.

За спиной Софьи никого не было.

Аня прислушалась, дернулась было в сторону комнаты, но опомнилась, сбегала на кухню, выхватила из громыхнувшего ящика нож и двинулась с ним наперевес: сама ударить не осмелюсь, но нападающий налетит. Выпустить ершик она не решилась, хоть с него и падали пованивающие хлоркой капли.

Софья тем временем вещала в обычном непрерывном и бойко меняющем темы режиме:

– Что ты там орала – кто-то есть? Крыса опять? Ты ее в темноте на ершик подманивала?