– Хаджи?

Кто-то соединяется со мной по системе связи, я узнаю голос Маласи.

– Я слышал, ты теперь все знаешь, – говорит он. – Я хочу сказать, знаешь, кто ты, откуда произошел.

– Откуда произошла моя ДНК, – поправляю я.

– Да, так правильнее, – соглашается он. Некоторое время мы говорим о докторе Хёгуси, которому Маласи обязан своей жизнью. Для него источник моей ДНК – не столько программист, сколько патриарх.

– Я похож на него?

– В некотором роде. Мне было любопытно, восхитят ли тебя те же места и события, которые когда-то нравились ему. Но, как я уже сказал, ты лишь отчасти на него похож.

– Ты разочарован?

– Отчасти.

– Ты хотел бы, чтобы я согласился на операцию? Так ты мог бы вернуть своего отца.

– Я был бы счастлив снова увидеть его, – признается он. – Я по нему скучаю. Но никогда в здравом рассудке я не попросил бы тебя соглашаться на это. В конце концов, я найду другой способ вернуть его. Тебе следует посмотреть, над чем мы сейчас работаем с Пандорой. Это потрясающе.

Я хочу расспросить его об этой работе и в этот момент понимаю, что ключ мне мог прислать Маласи. Но зачем?

Он уже опять говорит о Хёгуси. Я жду, когда он закончит мысль, чтобы задать волнующий меня вопрос, но на линии появляются помехи, связь становится хуже и, наконец, прерывается вовсе. Маласи исчезает, не закончив предложения.

Я зову его, но никакого ответа не получаю.

Файл 311: Принцесса и печальная история – открыть.

Я составила список. Я не буду называть этот список списком врагов. Это список людей, которые должны пожалеть о том, что они сделали.

Самое трудное в составлении списков – решить, кто будет его возглавлять. Но это и самая захватывающая часть. Пока я не хочу этим заниматься, я просто вписываю имена по алфавиту: Бриджит, Иззи, Лулу, Оливия, Пандора, Слаун, Хаджи. Итого семеро. Я бы сделала девять, вписала бы сюда и мам, но все-таки мне их жаль, ведь они подарили мне жизнь.

Я думала создать таблицу, где каждому я определила бы один из так называемых смертных грехов, но все они грешат несколькими сразу. Пожалуй, будет нечестно обвинить только Оливию в зависти, поскольку мне завидуют все. Безмерная зависть, безмерная гордыня, всем им трудно поднять задницу, чтобы помочь человеку в беде. А ну их к черту! Если они не считают нужным сражаться за меня, пусть посмотрят, каково это – сражаться против меня.

Новое имя в списке – Хаджи. Получить помощь от Хаджи – все равно, что заставить бурундука считать. Или упросить слепого видеть. Или еще лучше: заставить хромого не хромать – он не сможет. Хаджи отнял у меня время и силы дурацким рассказом о том, как я играю на барабане, хотя все знают, что мои оперы выдержаны в традициях барокко, где почти не используются ударные инструменты. Однако хуже всего то, что этот снисходительный идиот вообразил, что этим он мне поможет.

Нет, он не идиот, он робот. Он просто суфий-бот: дернешь за рычажок – и он начинает болтать, нести полнейшую околесицу с самым напыщенным видом, все эти священные поговорки-предсказания. Да уж, знаем мы таких святош. Все – он в списке!

Возможно, следует пойти дальше и наказать дядю Исаака за то, что выпустил в мир эти атавизмы.

Наверное, это хуже, чем религиозная белиберда, которой он их начинил. Ну зачем создавать тепличную версию Homo sapiens, если можно создавать преемников? Замучила тоска по приматам? Чем плох австралопитек? Они хоть могут забавно рычать, добывать огонь, еще что-нибудь. Давайте посмотрим правде в глаза – мои кузены просто воруют кислород. Они отсталый народ, лишь коптят небо. Если бы вдруг объявился маньяк-убийца, никто бы по ним не скучал.

Вот уж по Гессе я точно не скучаю. Забавно – весь год я носила в себе чувство вины, а сейчас мне кажется, что я оказала миру большую услугу. Еще одно достижение, которого никто не оценит.

Я ведь не просто наслала на нее порчу. Я над ней подшутила. Это была всего лишь шалость. Я вовсе и не думала убивать ее, не замышляла убийство, я потирала руки и хихикала от радости. Она достала меня, поэтому я навела на нее порчу, потом еще и подшутила над ней. А она взяла и умерла. От несчастного случая. Точно, от несчастного случая, который несчастным был только для нее, а не для меня.

Она тоже была маленьким суфием-ботом, ничего не воспринимала всерьез, ей все казалось игрой, будто ничего другого и нет. К тому же она была не разлей вода со Слаун. Я точно знаю, со временем она превратилась бы в Бриджит, если бы я ее не остановила. Однажды она шла на завтрак, а моя младшая сестренка Катрина, у которой дурацкая привычка носиться по дому как сумасшедшая, налетела на нее и случайно выбила у Гессы из рук коробку с лекарствами. Таблетки разлетелись, Катрина, правда, извинилась, а Гесса рассмеялась, словно ее это не задело. Нам всем пришлось ползать по черно-белым плиткам на четвереньках и собирать капсулы. Я одну припрятала, просто так. В конце концов, у нее их было много.

Мысль подшутить над Гессой пришла мне только на следующий день. Я крутила в руках дурацкую белую таблетку, как во Внутреннем мире фокусники крутят в пальцах монетки. Я подумала, что пилюля на вид самая обыкновенная. Ничего особенного. Даже не интересно. Тогда я решила заглянуть в медицинский шкафчик. Я рассмотрела все бутылочки и обнаружила слабительное, которое выглядело точно так же, как ее таблетка. Ну как не воспользоваться таким случаем? Когда все ушли кататься на коньках, я стащила ее коробку с лекарствами и подменила. И еще наслала на нее порчу. Я тогда подумала, интересно, так ли ты будешь радоваться жизни, испробовав слабительного.

Однако я не знала, что ее организм настолько хрупок. С точки зрения иммунологии она была не крепче фарфоровой куклы, которую я разбила. За три дня без лекарства у нее появилась не только диарея, но и рвота, жар и все прочее, и Черная напасть воспользовалась этой крошечной брешью. Мне никогда раньше не доводилось видеть больных людей.

Если честно, это страшно. Этого я не хотела.

Правда, я так же не хотела, чтобы меня поймали, поэтому поменяла таблетки местами до того, как Вашти их проверила. Гесса снова начала принимать правильные лекарства, пытались даже давать ей что-то новое, но исправить что-либо уже было невозможно. У нее появилась невосприимчивость к лекарствам, как бывает при тяжелых формах туберкулеза или ВИЧ. Как только Черная напасть ступает на порог, от нее не избавишься.

Прилетел Исаак, он был полон подозрений, и не без основания, но ничего нельзя было доказать. Гессе становилось все хуже, а когда все кончилось, я носила траурную повязку на рукаве, как и все, чтобы никто ничего не заподозрил. Так все и получилось.

Я так давно ношу это в себе, что сейчас, когда написала эти строки, чувствую облегчение. Ведь я ни с кем не могу обсудить этот случай. Они могут не понять, решат, что я виновата, хотя ведь меня никто не предупреждал, что она так уязвима. Можете называть это как хотите: шутка, несчастный случай, трагедия, – я не возражаю, но это не убийство.