Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-о? Черти б его взяли!
– Джорджи!
– Перестань! Доброе проклятие отлично помогает овладеть собой. Ну вот, мне уже лучше. Придется вернуться и опровергнуть эту чушь.
– Это непросто сделать – до тех пор пока тебе открыто не объявили об этом. Но у меня есть план. Мы с тобой вернемся к гостям, и в самой гуще народа я упомяну об этой якобы помолвке, а ты придешь в ужас и станешь все отрицать.
– О, спасибо тебе! Я не знаю, как заставить Селлерби образумиться.
– Не уверена, что у него вообще есть разум, если дело касается тебя, дорогая.
– Ему необходим другой объект для обожания. Я пыталась обратить его внимание на Элоизу Кардус.
– Думаешь, любовью можно управлять?
– Он вовсе меня не любит, иначе бы так мне не докучал.
– Полно, дорогая! Такова природа любви – докучать своему предмету.
– Но Дикон никогда не докучал мне.
– А ему это просто было ни к чему. Брак между вами был делом решенным.
– Селлерби донимал меня своими подарками в пору траура. Правда, Лиззи! Кажется, мир сошел с ума. Люди полагают, что я спала с Вансом. Селлерби несет полную ахинею. Бэбз воркует с Дрессером.
– Душенька Бэбз обожает кокетничать с красавцами и героями, но ты ведь сама знаешь, как преданна она Херрингу. Лорд Дрессер и герой, и красавец, правда ведь? Да, поначалу шрам пугает, а потом… вовсе нет.
– Если и ты начнешь флиртовать с Дрессером – значит, дни мира сего сочтены.
– А тебе, кажется, нравится его общество.
– Нет! Если ты об этом… Да, у Дрессера множество замечательных качеств, но… это невозможно.
– Отчего же?
– Он беден, и он всего лишь барон. Знаю, это прозвучит глупо, но я была бы счастлива в браке с ним не больше, чем если бы вышла за епископа.
– Должна признаться: менее подходящей кандидатуры на роль супруги епископа, чем ты, дорогая, я и вообразить не могу, – хихикнула Лиззи.
– Ну вот видишь? А теперь мне нужно вернуться и подарить Селлерби причитающийся ему танец.
– Я думала, ты станешь теперь его избегать.
– Но ведь это я допустила бестактность! Отказала ему под предлогом нездоровья… а на самом деле ужасно распереживалась, что Дрессер опаздывает. А когда вернулась в зал с Дрессером, то танцевала с ним как ни в чем не бывало.
– О, это плохо!
– Стало быть, как ни крути, я должна теперь танец Селлерби. Как все, однако, запутывается! Скажи мне начистоту, Лиззи: как меня оценили гости?
– Они смотрят на тебя с величайшим интересом. Понимаю, это нелегко для тебя, но они как будто знакомятся с тобой заново.
– И что ж с того? – Джорджия подозревала, что подруга чего-то недоговаривает.
Лиззи поморщилась:
– Некоторые считают, что ты до сих пор должна глубоко скорбеть.
– Год спустя? Сколько же, по их мнению, должен продлиться мой траур?
– Понимаю, это звучит не очень-то убедительно, но подумай: никто из них не видел тебя в трауре. Леди Мей просто исчезла, а спустя год появилась вновь, такая же блистательная, как и прежде.
– Боже, это мне и в голову не приходило! Я просто делала все, что сочли нужным мои родители.
– И наверное, это было правильно. Просто людям нужно время, чтобы привыкнуть. А когда они увидят тебя, полную достоинства, спокойную…
– Иными словами, скучную! Мне это кажется в высшей степени несправедливым. Дикон не хотел бы видеть меня такой.
– Справедливость на хлеб не намажешь.
– И ты считаешь это правильным?
– В любом случае, дорогая, будь начеку.
Лиззи говорила совершенно серьезно, и это было еще хуже. Джорджия уже мысленно оплакивала право оставаться собой. Похоже, и это право она утратила – и лишь потому, что не родила сына!
Она понимала, что сейчас не лучшее время для подобного разговора, однако ей нужно было выговориться. Джорджия знала, что на рассвете Лиззи уедет домой. Присев у зеркала, якобы для того чтобы поправить прическу, она сказала:
– Я хочу вновь выйти замуж, Лиззи, но беспокоюсь… насчет детей. Что, если дело во мне? Любой мужчина желает иметь наследника, а второго разочарования я не перенесу.
– Причиной твоей бездетности вполне мог быть и Дикон. Вспомни леди Эймершем. Десять лет она была миссис Фарадей и ни разу не понесла, но вот вышла за Эймершема – и через год родила.
– Через семь месяцев, – уточнила Джорджия и вдруг воскликнула:
– О боже мой! Как думаешь, они заранее это спланировали?
– Что спланировали? Ты хочешь сказать, они ждали, пока она не… Джорджи!!!
– Не кричи на меня! А знаешь, это имеет смысл. Эймершем хотел наследника и, как бы безумно ни любил, не отважился бы взять в супруги бесплодную женщину.
– Нет, – твердо сказала Лиззи.
– Именно так, и вот они…
– Я имею в виду, что ты не должна так поступать. Тебе даже думать нельзя о том, чтобы лечь в постель с мужчиной до свадьбы!
Джорджия прежде о подобном и подумать не могла, однако теперь…
– Если я не забеременею, то ничего не потеряю.
– Как – ничего? А честь? А добродетель? Ты не должна…
– Перестань указывать, что я должна или не должна делать! В любом случае это скорее мой будущий муж будет испытывать меня, а вовсе не я его. Только подумай, Лиззи! Это куда лучше, чем, выйдя замуж, каждый месяц с нетерпением ждать… и каждый месяц испытывать горькое разочарование. И так месяц за месяцем…
Лиззи порывисто обняла подругу:
– Я знала, что тебя это беспокоит, милая, но и вообразить не могла насколько! Но ты не можешь, не можешь! Ну подумай сама! Если ты не зачнешь с одним мужчиной, то со сколькими тебе нужно будет согрешить и сколько времени должно пройти, пока ты сама себе не признаешься, что бесплодна?
«Какое безобразное слово: «бесплодна», – подумала Джорджия. Высвободившись из объятий подруги, она принялась тщательно расправлять юбки.
– Не знаю… но когда этот день настанет, я выйду за вдовца, уже имеющего наследника. Лорд Эвердон вполне подойдет. Он богат, и у нас во многом схожи вкусы, к тому же он еще вовсе не стар. Кажется, ему нет даже тридцати.
– Когда настанет этот день, он может не захотеть взять тебя в жены… и не только он, а вообще никто. Потому что все твои связи с мужчинами так или иначе станут достоянием гласности. Ты сделаешься чересчур скандальной особой, которую никто не возьмет замуж.
– Что ж, останусь на всю жизнь скандальной леди Мей, свободной, словно птичка божья! Хотя… – Джорджия придирчиво оглядела себя в зеркало. – А павлины вообще-то бывают свободными?