Единственное прибежище для дамы, оставшейся без кавалера и отверженной светом, – это мать.

– Благодарю, не стоит. У меня есть партнер.

Портерхаус, откланявшись, удалился, оставив Джорджию один на один с новой напастью. Если люди верили диким слухам, это означало лишь, что они готовы были в них поверить. Даже спустя год бомонд все еще почитал ее падшей, безнравственной. Ей необходимо возвратиться в Лондон, собрать по кусочкам свою жизнь, но впервые она вдруг усомнилась, что город примет ее.

И даже партнера для этого танца у нее нет.

Она решила было оказать честь Бофору, но увидела, что тот собрался танцевать с Люси Помрой. Ричмонд, казалось, был совершенно очарован хорошенькой мисс Хорстед. И лишь Селлерби смотрел на нее со странной ухмылкой – по-иному нельзя было назвать выражение его лица. Неужели он собирается предоставить ей «последний шанс»?

Да она лучше наестся толченого стекла!

– Кажется, это наш танец, леди Мейберри?

Джорджия обернулась с чувством неимоверного облегчения, однако в ее голосе явственно слышался упрек:

– Ах, вот и вы, лорд Дрессер! А я уж было подумала, что вы меня навеки покинули.

– Я никогда не покину вас, леди Мейберри, поверьте.

Джорджия свято помнила, что не должна разбивать его сердце, однако в тот момент у нее не осталось сил ни на что, и она просто оперлась на его надежную руку.

Дрессер повел ее к танцующим, но Джорджия не спешила: она увидела, что Селлерби пригласил на танец мисс Кранскорт. Леди средних лет залилась очаровательным румянцем от счастья, и Джорджия поджидала, пока новоявленная пара займет место в веренице танцующих. В квадратном зале танцоры выстроились в две линии – Селлерби с партнершей занял место в правой, а Джорджия и Дрессер – в левой.

– Так вы пренебрегли лордом Селлерби? – шепотом спросил Дрессер.

– Притом навечно.

– А я полагал, что он ваш фаворит. Я даже слышал, будто вы помолвлены.

– Он солгал! – прошипела Джорджия.

– Итак, на рассвете дуэль на шпагах? – улыбнулся Дрессер, но тотчас осекся: – Прошу простить меня. Это была очень неудачная шутка.

– Поверьте мне, Дрессер, я бы жестоко наказала Селлерби, если бы могла!

– Значит, на рассвете будет дуэль на павлиньих перьях. И я поставлю на вас все свое скудное состояние.

Дрессер продолжал шутить, и у Джорджии немного отлегло от сердца.

– Это так же глупо, как выпороть кого-нибудь при помощи ресниц.

– Что-о?

Но тут им пришлось разлучиться и встать напротив друг друга на расстоянии, исключающем беседу.

Неподалеку от Дрессера она увидела Бофора, а чуть подальше – Эвердона. Еще некоторое время назад их соседство воодушевило бы, но теперь она уже ясно видела, как старательно они отводят от нее взгляды.

Зазвучала музыка, и она всецело сосредоточилась на Дрессере. Он танцевал великолепно и одет был более чем достойно, в чем имелась и малая толика ее участия, и, что самое главное, с ним Джорджия чувствовала себя в полнейшей безопасности.

Направление собственных мыслей шокировало ее: «Нет, Джорджия. Ты никогда не могла бы быть с ним счастлива, а что еще важнее, никогда не сделала бы его счастливым. Очень скоро его начало бы бесить твое легкомыслие и жажда великосветских развлечений. А ты бы восстала против любой попытки ограничить твою свободу и к тому же никогда бы не смогла сделаться примерной деревенской женой!»

Он заслуживал большего. И она, видит Бог, заслуживала большего, нежели эти брезгливые взгляды и шепоток за спиной.

Когда танец закончился, она по-прежнему улыбалась, но внутри у нее все кипело. Разумеется, Дрессер это заметил.

– Губки улыбаются, а зубки скрежещут, а, Джорджия?

Гости устремились к накрытым для ужина столам, но Джорджия знала: она не смогла бы проглотить ни крошки. Неужели Дрессер уже наслышан о фальшивом письме? И от кого именно?

– Давайте не будем торопиться за стол, – сказала она. – Выйдем лучше ненадолго на террасу.

– Но ведь лучшие куски тотчас расхватают.

– Я это переживу. А вы?

– Что ж, пиршества бывают разные, – ответил Дрессер.

Тон его вновь заставил Джорджию вспомнить о ее благих намерениях. Она честно предупредила его, она была с ним даже более откровенна, чем с Селлерби, но сейчас все могло пойти насмарку.

– Я передумала, – сказала она. – Сейчас подадут жареного лобстера.

Дрессер взял ее за запястье:

– Расскажите мне о новых слухах.

Ладонь его была горячей – он держал ее за руку возле самого траурного браслета. Джорджии вдруг показалось, что Дрессер и Дикон заключили некий мистический союз в ее защиту.

– Возможно, добрый друг мог бы вам помочь.

Он намеренно употребил это слово, желая дать ей понять, что ни о чем не забыл. И не забылся.

Наверное, ту же цель он преследовал, рассказывая о знакомствах с женщинами разных стран. Такого рода похвальба была ему вовсе не свойственна. Наверное, он хотел, чтобы Джорджия поняла: она вовсе не единственная и неповторимая в его жизни, и его чувства не должны ее тяготить…

– Да вы ловко плаваете в мутной водичке! – улыбнулась Джорджия.

– Надеюсь, что так. – Он отпустил ее руку. – Расскажите, что вас так опечалило?

Они отошли подальше вдоль балюстрады, чтобы их разговор не достиг чужих ушей.

– Приходилось ли вам слышать о письме, предположительно полученном моей покойной свекровью, вдовствующей графиней Мейберри?

– Нет. И о вдовствующей графине я ровным счетом ничего не знаю.

– Наверное, в прошлом декабре вы еще были в плавании.

– Нет, уже на берегу, но тогда меня совершенно не волновала светская жизнь.

– Я говорю о покойной вдовствующей графине Мейберри, матери моего супруга. Она одобрила меня в качестве его невесты, но втайне рассчитывала на то, что мы с Диконом будем жить в замке Мейберри, под ее неусыпным надзором. Однако мы тотчас же с ней рассорились – ведь меня воспитали так, что именно я, будучи в браке, должна вести хозяйство и дом.

– И вы имели на это полное право, – сказал Дрессер и, помолчав, прибавил: – Примите мои извинения.

– За что?

– За то, что искренне считал вас всего-навсего павлином. Мне и в голову не приходило, что вы способны на нечто большее, нежели распускать хвост. Разумеется, вы вели хозяйство и наверняка управлялись с этим прекрасно.

– Надеюсь, мне это удавалось. Мы со свекровью заключили некое подобие хрупкого мира, но только лишь Дикон достиг совершеннолетия, он затеял переезд в Лондон. Я не слишком-то была в восторге от таких перспектив, однако в глазах его матери виновница переезда не кто иной, как я! Ведь она хотела и после совершеннолетия управлять своим сыном.