Солнце уже повисло над верхушками сосен, когда они с Барни покинули Порт Лоуренс. Лес довольно близко подступал к городу с севера. Валенси всегда охватывало ощущение внезапного перехода из одного мира в другой — из реальности в сказку — когда она покидала Порт Лоуренс, и через миг сосны, выстроившиеся рядами, словно закрывали ворота в город.

В полутора милях от Порт Лоуренса находилась небольшая железнодорожная станция с маленьким вокзальным зданием, в этот час она была пустынна — отправления или прибытия местного поезда не ожидалось. Вокруг не было ни души, когда Барни и Валенси вышли из леса. Путь, делающий поворот налево, скрывался из виду, но над верхушками деревьев тянулся перышками дым, предупреждая о приближении проходящего поезда. Рельсы вибрировали от его грохота, когда Барни перебирался через стрелку. Валенси шла вслед за ним в нескольких шагах, собирая колокольчики вдоль узкой извилистой тропинки. Времени, чтобы пересечь дорогу, прежде чем появится поезд, было вполне достаточно. Она рассеянно ступила на рельс.

Она не могла объяснить, как это произошло. Следующие тридцать секунд навсегда остались в ее памяти, как хаотичный кошмар, в котором она пережила агонии тысячи жизней.

Каблук ее красивых, дурацких туфелек застрял в зазоре стрелки. Она никак не могла вытащить его. «Барни, Барни!»— в тревоге закричала она. Барни обернулся, увидел, что произошло, ее посеревшее лицо, и рванул к ней. Он пытался освободить, вытащить ее ногу из цепкой хватки. Тщетно. В этот момент поезд появился из-за поворота, двигаясь прямо на них.

— Уходи, уходи, скорей… ты погибнешь, Барни! — кричала Валенси, пытаясь оттолкнуть его.

Барни упал на колени, бледный, как призрак, неистово разрывая завязку ее туфли. Узел не поддавался его дрожащим пальцам. Он выхватил из кармана нож и начал резать ее. Валенси все еще отчаянно пыталась оттолкнуть его. Одна мысль билась в ней — что Барни может умереть. Она совсем не думала, что опасность грозит и ей.

— Барни, уходи, уходи… ради Бога, уходи!

— Ни за что! — процедил Барни сквозь зубы. Он отчаянно рванул завязку. Когда поезд загрохотал по кривой, он отпрыгнул и вытащил Валенси, освободив ее из оставшейся в зажиме туфли. Порыв ветра от промчавшегося мимо поезда охладил до леденящего пот, что катился по его лицу.

— Спасибо, Господи! — выдохнул он.

Несколько секунд они стояли, тупо и дико уставившись друг на друга, побледневшие и дрожащие. Затем добрались до скамейки в конце станционного здания и рухнули на нее. Барни закрыл лицо руками, не вымолвив ни слова. Валенси села, глядя невидящими глазами прямо перед собой на сосновый лес, пни на просеке, длинные блестящие рельсы. Одна мысль стучала в ее ошеломленном мозгу — мысль, которая, казалось, могла испепелить его, как всполох пламени мог бы сжечь ее тело.

Доктор Трент сказал год назад, что у нее серьезная форма сердечного заболевания, и любое волнение может стать фатальным.

Если это так, почему она не умерла прямо сейчас? В эту минуту? Только что за полминуты она испытала волнение, равное по силе и напряжению сумме всех жизненных волнений большинства людей. И не умерла. Ей ни на йоту не стало хуже. Не считая легкой дрожи в коленях, как могло быть у любого человека, да учащения сердцебиения, какое может случиться у кого угодно — ничего более.

Почему!

Возможно ли, что доктор Трент ошибся?

Валенси задрожала, словно порыв холодного ветра внезапно пробрал ее до костей. Она посмотрела на Барни, сгорбившегося рядом. Его молчание было весьма красноречивым: не пришла ли ему в голову та же самая мысль? Не столкнулся ли он лицом к лицу с ужасным подозрением, что женился не на несколько месяцев или год, но навсегда, на женщине, которую не любил, и которая навязалась ему путем уловки и лжи? Валенси стало дурно от этой ужасной мысли. Этого не могло быть. Это было бы слишком жестоко, дьявольски жестоко. Доктор Трент не мог ошибиться. Это невозможно. Он один из лучших специалистов по сердечным болезням в Онтарио. Она сглупила, перенервничав после недавнего кошмара. Она вспоминала те страшные спазмы боли, что бывали у нее. Учитывая их, с ее сердцем должно быть что-то очень серьезное.

Но у нее не было таких приступов почти три месяца.

Почему!

Барни встряхнулся, встал, не глядя на Валенси, и небрежно бросил:

— Полагаю, нам лучше идти. Солнце садится. Ты сможешь дойти?

— Думаю, да, — пробормотала она.

Барни перешел просеку и забрал брошенный им сверток, там лежали ее новые туфли. Принес его и, пока она доставала и надевала туфли, стоял, повернувшись к ней спиной, глядя куда-то сквозь сосны.

Они молча пошли по тенистой тропе к озеру. В молчании Барни вырулил лодку в закатную мистерию Мистависа. В молчании они проплыли мимо лохматых мысов, через коралловые бухты и серебристые реки, где вверх и вниз в вечерней заре скользили лодки. В молчании миновали коттеджи, откуда звучали музыка и смех. В молчании подплыли к причалу под Голубым замком.

Валенси поднялась по каменным ступенькам и вошла в дом. Рухнула на первый попавшийся стул и уставилась в окно, не обращая внимания на неистовое урчание довольного Везунчика и чудовищные взгляды Банджо, протестующего против оккупации его стула.

Барни вошел несколько минут спустя. Он не подошел к ней, но остановился за спиной и тихо спросил, не чувствует ли она себя хуже после всего случившегося. Валенси отдала бы год своего счастья ради того, чтобы иметь возможность честно сказать «Да».

— Нет, — тихо ответила она.

Барни ушел в каморку Синей Бороды и закрыл дверь. Она слышала, как он ходит туда и обратно по комнате. Он никогда не ходил так прежде.

А час назад, всего лишь час назад, она была так счастлива!

В конце концов Валенси отправилась спать. Но прежде перечитала письмо доктора Трента. Оно немного успокоило ее. Очень позитивное. Вполне уверенное. Почерк четкий и ровный. Отнюдь не почерк человека, который не знал, о чем он писал. Но она не могла заснуть. Притворилась спящей, когда вошел Барни. Барни притворился, что заснул. Но Валенси совершенно точно знала, что он не спит. Знала, что он лежит, глядя в темноту. Думая о чем? Пытаясь понять — что?

Почему!

Валенси, которая провела так много счастливых бессонных часов, лежа возле окна, теперь платила за них ценой одной ночи страданий. Пугающий зловещий факт медленно вырисовывался перед нею из тумана догадок и страха. Она не могла ни отвернуться от него, ни оттолкнуть, ни игнорировать.

Почему!

Возможно, с ее сердцем не было ничего серьезного, ничего такого, о чем писал доктор Трент. Если бы что-то было, те тридцать секунд убили бы ее. Что толку успокаивать себя письмом и репутацией доктора Трента. Самые лучшие специалисты иногда ошибаются. И доктор Трент сделал ошибку.

В эту ночь Валенси сполна насмотрелась ужасных снов. В одном из них Барни укорял ее в обмане. Во сне она теряла терпение и жестоко била его скалкой по голове. Голова оказывалась стеклянной и рассыпалась ворохом осколков по полу. Она проснулась с воплем ужаса — вздохом облегчения — коротким смехом над абсурдом этих снов и горьким болезненным воспоминанием о том, что произошло.