– Все это очень хорошо, – кивнул Сноуден. – Но почему до сих никто своего знакомого не встретил?!

– Вот этого я точно не знаю, – развел руками Слава.

– Гудрон, да ты чертов гений! Нет, это надо же было так изощренно с бутылкой пива придумать?! В следующий раз, когда мне придется кому-нибудь мстить, я на коленях к тебе приползу: Боренька, умоляю тебя – придумай что-нибудь! – Издевки в Гришином голосе хватало с избытком. – Теперь этот тип волосы рвать на себе будет, что когда-то дорогу тебе перебежал! Баба-то хоть красивая была? Ради какой-нибудь замухрышки я бы не стал так издеваться над человеком!

– Ну и зря ты так. Думаешь, чего мне больше всего в этом мире не хватает? Пива! То, что пытаются изобразить местные пивовары, ни в какое сравнение с земным не идет. Ты думаешь, я один здесь такой? Сейчас! Вот и этот субчик… Так бы он еще сомневался, почудился ему запах пива или нет. А тут ему раз под нос пустую бутылку, из которой еще пивом попахивает. Получается, приди они сюда минут на двадцать раньше, оно бы им досталось. Пусть этой мыслью помучается.

– Эх, Боря, Боря! – с самым сожалеющим видом вздохнул Сноуден. – А то, что полкухни пустыми бутылками из-под него заставлено? Теми, которые мы успели употребить? В любом случае они бы запах его унюхали.

– Одно дело на кухне, и совсем другое из моих рук персонально получить, – не сдавался Гудрон.

– Так, все это чрезвычайно интересно, – вернул всех к действительности Грек, – но нам пора двигаться дальше, а мы еще трофеи не перебрали. Давайте-ка все по-быстрому раскидаем по рюкзакам. Иначе у того же Сноудена сидор распух так, что самого его со спины и не видно. И уложим аккуратно, чтобы от тряски не брякало.

– Самый жадный потому что! – заявил Гудрон, который решил отыграться. – Совал в него все подряд.

– Не жадный, а запасливый! И старался сразу для всех. Вот посмотрите, какие специи. – Гриша продемонстрировал набор разнообразных пряностей. – Абхазские! Такие блюда с ними можно приготовить!

Некоторые время мы занимались тем, что перекладывали из рюкзака в рюкзак то, что успели награбить. Меньше всего трофеев оказалось у меня и у Грека. Грек практически все время провел у окна. Ну а мне казалось неудобным хватать все подряд и запихивать в рюкзак. Вероятно, не проникся еще реалиями местного бытия. К тому же толком не понимал, какие из вещей будут иметь истинную ценность, а какие придется выкинуть.

Грек и сейчас не принимал участия в разборке. Он только неодобрительно крякнул, когда из Гришиного рюкзака на свет появились несколько разномастных бутылок с различным количеством содержимого в них спиртного.

– Хозяин кухни точно алкоголиком не был, – глядя на них, заявил Янис.

– Ну как сказать… – не согласился с ним Гудрон. – Смотри, сколько всего!

– Как хочешь, так и говори. Знаешь, какой первый признак алкоголизма? У алкоголика запасы спиртного в доме никогда не держатся, все сразу же в дело идет. Но сейчас не тот случай. – Янис взял в руки одну из бутылок, чтобы прочесть этикетку. – «Сливова ракия». А градус-то ничего, подходящий!

– Поторапливаемся! – напомнил о себе Грек. – Вы еще дегустацию устройте.

По всему было понятно, что дегустации не избежать. Не сейчас, разумеется, но в самом ближайшем будущем. Настоять на том, чтобы все это выкинуть, думаю, даже у Грека авторитета не хватит. Я и сам был не прочь отведать из бутылки с длинным горлышком. Ни разу граппу не пробовал.

– Грек, так нам что, все это выкинуть? – с тревогой спросил Сноуден.

Вероятно, я все-таки ошибся насчет того, что Греку не хватит авторитета.

– Не надо. К вечеру мы должны достичь одного местечка. Убежище надежное, там и выкинете. Как посчитаете нужным: такими, какие они сейчас, или уже пустыми.

– И все-таки самый надежный способ сплотить коллектив – это общая пьянка, – разглагольствовал Гриша. – Испокон веку так было. Казалось бы, работают в коллективе разные люди, иной раз волком друг на друга смотрят. Но стоит устроить им какой-нибудь там корпоратив и людей как будто подменили!

Мы уже успели попробовать все разнообразие, и потому язык у Гриши слегка заплетался. К слову, граппа мне не понравилась. В отличие от кальвадоса, который я тоже попробовал впервые. Нет, возможностей попробовать и то, и другое, и третье в прежней жизни было хоть отбавляй. Желания не возникало. В этом мире все было иначе, уж не знаю почему. Мне даже объяснение пришлось себе придумать: мол, это же земного происхождения, куда я так страстно хочу вернуться.

Слава хмыкнул, и это не ускользнуло от внимания Сноудена.

– Что, академик, не согласен со мной?

– Да нет, отчего же. Согласен полностью.

– А чего тогда хмыкаешь?

– Просто в отличие от тебя полностью представляю себе весь механизм.

– И в чем же он заключается, твой механизм?

– Есть такой очень сложный по своему строению гормон, окситоцин. Вообще-то он дает команду «старт!» при родах, когда плод созрел. А еще его называют гормоном любви, хотя и не совсем верно. Но именно благодаря ему мы испытываем привязанность к своим родственникам. Мать к своему ребенку, дитя к матери, брат к брату и так далее. Так вот, во время, как ты сам выразился, общей пьянки окситоцин вырабатывается тоже. Вот и все объяснение моему хмыканью.

– Это вам не хухры-мухры! Это наука! – воскликнул Гудрон. – А вот скажи мне, Проф…

Слава едва заметно напрягся. Потому что когда Гудрон начинает говорить таким тоном, обязательно жди от него колкостей, на это даже я обратил внимание.

– Что именно тебе сказать?

– Ну вот выучился бы ты на кого там учился – специалиста по человеческим мозгам, и предложили бы тебе работу за границей, ведь точно туда уехал бы!

– Если бы условия были подходящие, почему бы и нет?

– А как же родина?

– А при чем здесь родина? Родина у меня одна, и при необходимости я жизнь за нее отдам. Но мы ведь о работе говорим.

– Так и работа работе рознь. Одно дело, если ты зубным врачом или сантехником за границу работать едешь, и совсем другое, когда ты ученый!

– Почему это «совсем другое»?

– Да потому, что, к примеру, сделал ты какое-нибудь открытие, и все – твоей родине оно не принадлежит. Теперь оно той страны, которая тебе бабки платит. И получается, что родину ты предал.

– Ты это серьезно?

– Вполне.

Его слова Славу задели.

– Рассуждаешь, как… – Вероятно, он хотел сказать что-то грубое, но сдержался. – Наука выше всяких там границ, политических партий и прочих условностей. Знаешь, как сказал Чехов?

– Это Антон Павлович который? – Как будто среди знакомых Гудрона было множество Чеховых и теперь ему необходимо выяснить, кому из них слова принадлежат.