Разные люди бывали, некоторые бродили от полки к полке, как в музее, но ничего не брали и даже не трогали. Для них у выхода поставили стойку со всякой мелкой всячиной. Такие же точно серёжки, заколки, бусы, очки, значки и запонки можно было купить в любом подземном переходе. Это несколько противоречило общей идее эксклюзивности и оригинальности, зато никто не уходил из магазина с пустыми руками.

Каждый день до самого вечера Наташа носилась от кассы к примерочной, со склада в торговый зал. Какая она была стройная, какая красивая – и совсем без косметики! Некогда было краситься. Вперёд, вперёд! Глядя на неё, оживали наёмные работники, что-то менялось в их скучающих лицах уже через пару дней, и всё летело, искрилось, цвело, шумело и дышало. За час до закрытия в магазине чуть приглушали свет, включали медленную музыку, под потолком начинал вращаться шар, обклеенный осколками зеркала. Однажды на музыку прилетел местный охранник Саша, и они с Наташей танцевали в торговом зале, совсем одни. Вторая продавщица утирала слёзы умиления, спрятавшись в примерочной, чтобы не мешать.

С охранником Сашей было очень хорошо, но вскоре он купил автомобиль, бросил пить пиво и стал скучным. Потом хорошо было с кем-то ещё. Тратить время на флирт, ломаться и кокетничать было некогда – работа звала. «Ты – пойдёшь со мной!» – говорила Наташа. Парни посмеивались, но шли.

Родители занимались закупкой и логистикой, в идеологию магазина не вмешивались. Наташа подчинила всех – кроме Ани, у которой всё никак не заканчивался переходный возраст. Из чувства протеста она первой в классе влезла в школьную форму, которую снова решили ввести в обиход, потом записалась в районной библиотеке в кружок краеведения и на языковые курсы при шведском культурном центре. Она хотела изучать японский, но это стоило в три раза дороже, и Аню поставили перед выбором: либо шведский, либо не валяй дурака.

Вся жизнь Наташи протекала в торговом центре. На втором этаже – пять ресторанов на выбор. Есть кинотеатр, боулинг и игровые автоматы. Маникюр, парикмахерская, солярий. Тысячи огней, акции, скидки, суета, бесконечное пиршество потребления. Смену сезонов определяли по оформлению витрин. Если снег и ёлочки – значит, зима и скоро Новый год. Сердечки повсюду – Валентинов день и женско-мужские международные праздники, близится весна. Солнышки в зеркальных очках налеплены там и сям, манекены переоделись в купальники (все, кроме почётного инвалида труда из «Свежих прикидов», не подверженного сезонной моде) – лето. Оранжевые кленовые листочки и ребятишки с ранцами – это осень. А что на улице? Да какая разница. Утром – ещё темно. Вечером – уже темно. Раз в две недели Наташа устраивала себе выходной. Спала, ела, спала. Даже непокорная Аня ходила в такие дни на цыпочках, и получала за хорошее поведение до ста баксов «на карманные расходы».

Но однажды что-то щёлкнуло, переклинило, замкнуло в голове у владельца торгового центра. И в месяц январь, когда дела и так обстоят кисло, он без предупреждения повысил арендную плату.

Семейный бюджет пошатнулся, но выстоял. «Свежие прикиды» не сдавались. Наташа провела беседу с продавцами, но они и без того работали на износ. На помощь пришел текущий бой-френд Вадик. Он заманил в магазин весь свой офис (более пятисот человек), и благодаря этому беспримерному деянию задержался в Наташиной жизни на пару месяцев дольше, чем мог рассчитывать.

В феврале арендная плата возросла ещё немного. И потом ещё чуть-чуть в марте. В начале апреля пришла непонятная «Комиссия по трудовой гигиене» и наложила штраф. Отец кое с кем выпил, потом кое-кому «дал на лапу». Оказалось, что место, занятое «Свежими прикидами», приглянулось сети магазинов молодёжной одежды. Её владельцы уже подписали договор аренды на соседнее помещение, а заодно решили захватить и это, намоленное.

Ермолаевы собрались на семейный совет. Каждый выдвигал свои идеи спасения маленькой лодки. «Выслушайте сначала, не перебивая, – начала мать, – а потом кричите и топайте ногами. Нас приглашают поработать в магазине, который… ну, они всё равно займут наше место, нам с ними не тягаться». «Конечно, если мы заранее сдаёмся – то займут!» – не сдержалась Наташа. «Я же просила – сначала выслушайте. Всё будет как раньше. Как сейчас. Деньги – те же. Место – то же. Торговать будем молодёжной одеждой, а не брендовыми унитазами. Забот поубавится. Времени свободного – прибавится. Ты ведь буквально живёшь там! Подумай». «Всё не будет как раньше! – отрезала Наташа. – Мы не рабы!» Отец согласился, что работать на подлого захватчика как-то унизительно. Зато он нашел несколько павильонов на цивилизованных вещевых ярмарках – можно перебраться туда и начать всё заново. «Вешняки? Братеево? Покровское-Стрешнево? – нервно засмеялась Наташа. – А почему не Марс, Луна, Юпитер? Люди идут к нам именно сюда! Какой дурак попрётся за эксклюзивной одеждой на вещевой рынок? Мы затеряемся среди турецких абибасов и китайских луи виттонов!»

Аня, которой слова вообще-то не давали, тоже выступила с предложением. Она заявила, что умнее всего будет отказаться от помещения, но открыть Интернет-магазин. Тогда вопрос с арендой отпадёт сам собой, а «Свежие прикиды» с их культурой и идеями – останутся. Она сама готова побегать курьером, и одноклассников привлечёт к делу, недорого. «Какой Интернет? Кто там сидит, в твоём Интернете? Извращенцы и уроды, которым никто не даёт! – перебила старшая сестра. – Иди лучше учи уроки. Тоже мне, Чингачгук – вождь курьеров!» Наташа жила слишком насыщенной реальной жизнью – и потому о возможностях Интернета имела смутное представление.

Незваным гостем на семейный совет проник сосед – тот самый, который когда-то получал зарплату трусами и футболками. «Я слышал… это… у вас… ну, это…» – жадно поглядывая в сторону бара, промямлил он. Ему налили. Сосед ухнул стопку, другую, раздухарился, потом объявил, что готов оказать протекцию в субаренде ларька на Савёловском рынке. Около самого входа. Место бойкое, а мобильные телефоны нужны всем. «Какие телефоны? При чём тут телефоны? У нас эксклюзивная одежда!» – устало сказала Наташа, убрала со стола бутылку и закрыла бар на ключ. «Как хотите, – пожевал губами сосед. – Около самого входа ларёк. Бойкое место. Ну, не буду вам мешать. Поднимусь к Слонимским. Их тоже вроде увольняют». Захлопнулась за ним дверь, и Наташа сказала зло: «Видели, во что мы превратимся, если сдадим своё дело? Будем болтаться от двери к двери и по соседям побираться! Поэтому – никаких Савёловских рынков! Никаких новых точек или Интернет-магазинов! О работе на захватчика и речи быть не может! Всё обязательно наладится. Вот увидите. Не может не наладиться. Ведь правда – на нашей стороне! Будем стоять насмерть. Я спать там могу, в подсобках. С охраной вопрос решу».

Участники семейного совета разошлись в угрюмом недоумении. Зачем было собираться? Но командир ещё не исчерпал лимит доверия – ему поверили и на этот раз.

А что же командир? На самом деле, у Наташи просто не было сил на то, чтобы начинать всё заново – в том или ином виде. Принять один из предложенных вариантов – значило признать своё поражение. Предать «Свежие прикиды», постоянных покупателей, манекен с подклеенной рукой, пожилого контркультурного фрика. Поезд развил максимальную скорость и нёсся к пропасти в надежде перемахнуть её. Остановиться он уже не мог. Свернуть – тоже. За ним была правда. Впереди маячила надежда, кувыркалась в воздухе, корчила рожи, время от времени сдёргивала маску и оборачивалась безнадёгой.