И вдруг взорвался.

– Знаете что? – выкрикнул он. – Знаете что? Катитесь вы все к чертовой матери!

Сердце у него билось как безумное, лицо побагровело.

– Совершенно с тобой согласен, – пробормотал Джекки.

– И ты тоже! – завопил Давид. – Ты в первую очередь!

И он чуть не бегом устремился прочь от них.

Давид понятия не имел, как долго блуждал по улицам Франкфурта. Наверно, все-таки долго, потому что уже мог зайти в кафе и что-нибудь заказать, не опасаясь, что из глаз опять хлынут слезы. Уличные прохожие еще худо-бедно могли отнести их за счет холодного ветра, который бил спешащему молодому человеку прямо в лицо.

Он не рыдал в голос, не всхлипывал, не заходился судорожным плачем. Просто из глаз, сбегая по щекам, катились слезы. Словно это была совершенно автономная телесная функция, как дыхание или пищеварение. Он попробовал думать о другом, не о давешней сцене, а, к примеру, о spaghetti alle vongole[24]или о плоском мониторе, который, пожалуй, стоит купить. И действительно переключился на такие мысли, но слезы по-прежнему текли ручьем. Тело будто решило независимо от воли своего хозяина протестировать функцию слезоотделения.

В конце концов он очутился в каком-то баре, настолько прокуренном, что слезы вполне могли бы сойти за аллергическую реакцию на дым. Но тут глаза высохли. Как будто организм израсходовал всю влагу, отпущенную на слезы. Он мог без опаски думать о Мари и о подробностях катастрофы, которую сам же и учинил.

Он что, спятил с ума? Это ж надо – умудрился свалить Мари в одну кучу с Джекки и Карин! Мари, ради которой все это терпел. Мари, без которой не мог жить.

Нет чтобы наорать на Карин с Джекки, взять Мари за руку и сбежать с нею куда подальше. Вот чего она от него ждала.

Он поминутно звонил ей на мобильник и оставлял мольбы о прощении. А заодно отчаянно старался восстановить в организме жидкостный баланс.

После третьего коктейля к нему подсел какой-то мужчина. Лет тридцати, вроде бы знакомый.

– Тоже по горло сыты литературным столпотворением? – спросил он и представился: – Николас Требер, мы вместе читали в Бохуме.

Давид смутно припомнил.

– Ну конечно! Как жизнь?

– Как у нас у всех на этой ярмарке – хреново.

Требер заказал «Куба либре», Давид тоже. – Почти до полуночи оба ругали книжный бизнес. Когда же пришло время платить по счету, новый Давидов приятель обнаружил, что денег у него при себе недостаточно.

Когда Давид на такси вез Требера в его весьма отдаленную гостиницу, тот рассказывал о своем новом замысле. А на прощание сказал:

– Старикан, с которым ты вчера был во «Франкфуртер хоф», – это твой агент?

– Да, а что?

– Хороший мужик?

– Ничего.

– Может, познакомишь?

Ночной портье вручил Давиду записку:

«Дверь не заперта. Прошу не беспокоить. М.»

Давид тихонько вошел в номер. Из ванной в комнату падал свет. Мари спала. На полу стоял собранный чемодан.

Раздеваясь, он старался не шуметь. Но с грохотом уронил на пол ботинок, а погасив свет в ванной, налетел на чемодан.

Мари обычно спала очень чутко, однако на сей раз не проснулась.

Утром, когда звонок портье разбудил Давида, ее уже не было. Он поискал записку – и не нашел.

Если не считать свадебных апартаментов в сафари-отеле на озере Виктория, где Джекки по причине путаницы случайно провел одну ночь в 1962 году, номер во «Франкфуртер хоф» был лучшим в его жизни. Войдя, ты сперва попадал в маленькую переднюю, откуда одна дверь вела в ванную, другая – в туалет, а третья – в комнату с мягкой мебелью, письменным столом и французской двуспальной кроватью, ничуть не хуже, чем на озере Виктория.

Кроме хорошо укомплектованного мини-бара и телевизора с двадцатью двумя каналами и еще несколькими, предназначенными специально для пожилых господ, Джекки очень понравились махровый халат и тапки с фирменным знаком отеля. Войдя в номер, он надел то и другое, налил себе коньяку, удобно расположился на диване, закурил гаванскую сигару и почувствовал себя джентльменом.

С тех пор как Йенс Риглер в баре «Марриотта» угостил его сигарой, Джекки вошел во вкус. Та встреча вообще оказалась чрезвычайно плодотворной. Риглер предложил весьма хорошие условия на следующий Давидов роман. Не в пример Клаусу Штайнеру из «Драко», который занял довольно неопределенную позицию. Вероятно, не имел соответствующих полномочий.

Сейчас Джекки принимал ванну. Тоже роскошь, многие годы совершенно ему недоступная. Жилища последних лет в лучшем случае имели душ, даже в «Каравелле» номер был без ванны.

Но все изменится, дайте только вернуться. Он подыщет себе берлогу поприличнее. Не квартиру, конечно, в его годы вести хозяйство тяжеловато. Но что-нибудь более просторное, в более солидной гостинице. Не в пятизвездной, как эта, однако достаточно комфортабельной. С неплохим сервисом. И в более престижном районе, чем «Каравелла».

Пена с легким шорохом опадала, нашептывая ему в здоровое ухо истории про будущую жизнь.

Назвавшись Давиду автором «Лилы», он положил начало длинной веренице правильных шагов, самым правильным из которых оказалось решение тоже поехать во Франкфурт. Все шло по плану. Хотя никакого плана у него не было. Просто волею случая события в совокупности неизменно представали как результат детально продуманного плана.

Единственное темное пятнышко – эти две женщины. Ведь по их милости вчерашняя Давидова вспышка в итоге обернулась и против него.

Каланчу (так Джекки называл про себя высоченную редакторшу) он сумел обскакать. И как только они отсюда уедут, она вообще потеряет всякое влияние на Давида.

Зато вторая, Мари, внушала ему тревогу. На чтения он немного опоздал и у театра столкнулся с нею. Она тотчас заявила, что должна срочно с ним поговорить, и они зашли в соседнее кафе. А там она имела наглость спросить, хватит ли у него квалификации, чтобы справиться с работой литагента.

Разговор получился очень неприятный.

Сперва Джекки посчитал добрым знаком, что Давид и ее тоже бросил на улице. Вернувшись в отель, он заказал в номер легкую закуску, а потом двинул в бар. И только там, за выпивкой, ему пришло в голову, что, пожалуй, в разрыве Давида и Мари ничего хорошего нет. Ведь вместе с нею у Давида пропадет важная причина держаться за этот обман. И Джекки решил несколько умерить нажим на Мари.

Чуть позже, все там же, в баре, он встретил Эвердинга из издательства «Кубнер», который, видимо, еще не знал, что Джекки теперь литагент Давида Керна. Только когда Джекки просветил его на сей счет, Эвердинг заговорил с ним несколько уважительнее. Джекки сумел ненадолго выманить его в холл и с глазу на глаз сообщил, что на новую рукопись Давида уже поступили серьезные заявки. И что Давид жалуется на задержки, с какими «Кубнер» производит выплаты.