мысли мгновенно пролетели у него в голове, но он уже, не помня себя, притиснул ее поближе, почти подняв в воздух, отчего она пискнула и заморгала ресницами. Спустя мгновение она опомнилась, и толкнула его прямо на кровать, благо комната была небольшая. Лейтенант забарахтался неуклюже, но она не дала ему подняться, опустилась перед ним на колени, потащила вниз брюки. И тут случился конфуз: под брюками у него оказались черные семейные трусы.

Она захлопала длинными своими ресницами, поднесла руку ко рту, но не сдержалась и захохотала.

– Ой, вы правда такое носите?

И, не дожидаясь ответа, сдернула трусы вниз. Теперь он лежал перед ней, голый ниже пояса – и совершенно беззащитный. Что-то было неправильное во всей этой истории, но что именно, он не мог определить. И вдруг его осенило: он-то голый, а она почему-то не спешит раздеваться!

Едва он это подумал, как дверь распахнулась и в номер ворвался Джим. Воронцова парализовало. Он словно наяву услышал над собой громовой голос полковника:

– Ах ты, сволочь! Тебе такое дело поручили, а ты мало, что провалил его, так еще и страну опозорил. Увидел бабу – и про все забыл! Вон из Комитета! Нет, этого тебе мало будет. Пойдешь к чертовой матери под трибунал! Под расстрел пойдешь!

Так думал лейтенант, пока рука его судорожно тянула на себя брюки, пытаясь прикрыть ими беззаконную наготу. Лейтенант ждал, что Кроули закричит, что бросится на него, что даст по зубам – словом, ждал чего угодно, кроме того, что произошло на самом деле.

– Вау! – воскликнул американец. – А вы уже резвитесь? И даже меня не позвали? Какие же вы плохие ребята!

Сара повернулась к нему, улыбнулась томно.

– Милый, – сказала, – без тебя здесь не обойдется ни одна оргия!

Джим засмеялся: какая же это оргия – так, небольшой тройничок.

– Но зато с настоящим русским коммунистом! – отвечала Сара. – Я спрашивала его, и он мне сказал, что он потомок Ленина и Григория Распутина.

Джим захохотал: это меняет дело. Потом повернулся к Воронцову и, лукаво улыбаясь, велел не прикрываться штанами, а показать, наконец, американским друзьям свое богатство во всей красе…

– Нет, – хрипло сказал лейтенант, к которому все же вернулся дар человеческой речи. – Я не… Вы не так поняли… Нам запрещено!

Сара пожала плечами: кто это может ему запретить? Ленин, Сталин, Распутин? Все трое давно на том свете. Но Воронцов уже не слушал ее. Он судорожно натянул штаны и бормоча «не положено», пятился к выходу из своего собственного номера.

Джим нахмурился, наблюдая за его позорным отступлением. Потом вдруг рявкнул:

– А ну, стоять! Если уйдешь, мы нажалуемся твоему начальству. Я скажу, что ты домогался моей жены, а она подтвердит.

«Извращенцы, – с тоской подумал Воронцов, – откуда только они взялись на мою голову?!»

Он стоял спиной к двери, не решаясь сделать больше ни шагу, а супруги Кроули смотрели на него с плотоядными улыбочками. Что делать? Что делать?!

– Ну, что же ты? – спросила Сара с легким разочарованием. – Или я тебе не нравлюсь?

И тут его осенила спасительная мысль.

– Нет, – отчаянно крикнул он. – Нет, вы мне не нравитесь… Я… Я… импотент.

И с этими словами бросился прочь. Дверь закрылась за ним с пистолетным звуком. Не зная, что делать, он заметался по коридору. Потом постучал в дверь к Алсуфьеву. Никто не отозвался. Он постучал еще – ответом ему по-прежнему была тишина.

– Он ушел, – за спиной его сказала коридорная.

Что? Как ушел? Почему она не предупредила?

– Я хотела, но у вас были гости, – она слегка покраснела и опустила глаза. – Вы были заняты.

Лейтенант беззвучно чертыхнулся. Когда ушел иностранец?

– Пару минут назад…

Воронцов так припустился к выходу, что мог бы, наверное, установить мировой рекорд по бегу в гостиничных коридорах.

Выбежав в холл, он сразу бросился к администратору. Та указала на дверь: такси ловит. Воронцов, как тигр, прыгнул к выходу, спустя мгновение был уже на сумеречной летней ленинградской улице. Опоздал всего-то на несколько секунд – вдали, заворачивая, мелькнуло светлыми шашечками такси.

Воронцов заметался – как назло, ни одной машины возле гостиницы не было, словно провалились все под землю. Он выскочил на дорогу, отчаянно замахал руками – может, какой-то частник остановится?

Однако все неслись мимо. Лейтенант хотел уже броситься прямо на капот первому же попавшемуся автомобилю, но тут перед ним с визгом затормозила серая «Волга». Воронцов рванул на себя дверь, прыгнул на пассажирское кресло, рявкнул: «Шеф, вперед и направо!»

«Волга» рванула с места, словно ее пришпорили.

– Что, балбес, упустил объект? – голос Дерябкина грянул, как гром с ясного неба.

Холодея от ужаса, но все еще не веря своим ушам, лейтенант медленно повернул голову налево. За рулем, действительно, сидел полковник собственной персоной, только почему-то в кепке. Почему он здесь, откуда взялся, что делать дальше – вопросы роились в голове Воронцова, но язык лейтенанту не повиновался.

Они свернули направо и увидели пустую дорогу. Такси успело затеряться в ближайших переулках. Может быть, Алсуфьев заметил погоню, может быть, просто из осторожности решил сбить возможных преследователей со следа. Куда ехать, где искать его теперь…

– Да, упустили, – хмуро резюмировал Дерябкин, останавливая машину.

Зачем же он затормозил, надо ехать, ехать вперед, вдруг он совсем рядом! Словно услышав мысли Воронцова, полковник снова завел мотор и поехал вперед, поглядывая по сторонам.

– Олух царя небесного, – сердито сказал полковник. – Как он от тебя оторвался?

Голос частично вернулся к лейтенанту.

– Я, товарищ полковник, не виноват, – голос был еще хриплым и срывался. – Меня изнасиловать пытались…

– Удачно? – осведомился полковник.

– Иностранная провокация, – Воронцов выглядел жалко. – Эти, как их, Кроули… Отвлекающий маневр, там вся шайка-лейка заодно.

– А ты и повелся, – полковник по-прежнему на него не глядел, видно, очень был зол. – В прежние времена бы тебя за такие штучки под трибунал отправили.

Лейтенант хотел сказать, что сейчас не прежние времена, но ему хватило ума промолчать.

– Виноват, товарищ полковник, – только и сказал он упавшим голосом.

Дерябкин хмыкнул: его не поймешь, то он виноват, то не виноват, то виноват не он, а Кроули. В любом случае, шуры-муры заводить надо в свободное от работы время.

– Так точно, товарищ полковник, – согласился Воронцов.

Но полковник его уже не слушал, он размышлял вслух.

– Нет, – говорил он сам себе, – так, по дворам, его не выловишь. Ты номер такси не заметил?

– Никак нет, – упавшим голосом отвечал Воронцов.

– Пользы от тебя, как от козла молока, – полковник был явно недоволен. Но бранить и воспитывать лейтенанта времени не было, надо было решать, что делать дальше.

Можно было, конечно, просто поехать в гостиницу и ждать, пока Алсуфьев вернется, а там уже брать его под белы руки и разговаривать предметно. Другой вопрос, о чем с ним разговаривать, если даже непонятно, в чем таком он провинился? Ушел из номера? Так это не преступление даже по суровым советским законам. Где он был ночью? А у девушки, с которой познакомился днем. Как зовут девушку, где она живет? Зовут, девушку, скажем, Света, фамилии ее он не спрашивал, где живет, не знает. Встретились, погуляли по городу, разошлись. Даже, извиняюсь, самой маленькой оргии у них не случилось…

– Вот что, – решил, наконец, полковник, – есть у меня одна идейка. Попробуем ее проверить.

И он выжал педаль газа. «Волга», взревев мотором, стремительно помчалась по ночным ленинградским улицам.

Глава шестнадцатая. Возвращение блудного сына

Походная складная лопатка плохо справлялась со слежавшейся могильной землей.

Алсуфьев копал уже битых полчаса, а углубился дай Бог на ладонь. И хоть время было еще не для белых ночей, но темноты оставалось не больше, чем часа на три. Затем начнется рассвет и с кладбища придется уходить, так и не сделав того главного дела, ради которого он вернулся в Россию. И второй раз сюда уже не приедешь – в гостинице его ждет озлобленный гид-чекист, которого он обвел вокруг пальца, убедив Кроули, что тот