— Слушай, а ведь такое прозвище имел один из рязанских офицеров, — сообщил Рустам.

— Значит, мы опоздали, — покачал головой капитан. — Мало того, духи еще и устроили нам здесь засаду.

— Да разве ж это засада? — усмехнулся Рустам.

— Можешь называть это как хочешь, а шестерых наших уже нет, — зло процедил Астафьев. Потом кивком подозвал к себе остальных и распорядился: — Ты и ты, обходите поле с двух сторон! Рустам, берешь еще двоих и давайте к противоположной стороне. Только быстро. Заляжете там и будете ждать. А мы, — при этом он кивнул на оставшихся бойцов, — пойдем цепью через поле. Наша задача — постараться взять живым хотя бы одного душмана!

Озябшая луна натянула покрывало из облаков до самых глаз. А потом и вовсе накрылось с головой. И стало по-настоящему темно. Тугие, как струна, стебли мака хлестали бойцов по бедрам, а дурманящий запах мешал сконцентрироваться. «Мы чужие на этой земле, — думал Астафьев, — поэтому не стоит удивляться, что она показывает нам свое недовольство». В десяти метрах слева метнулась тень. Ее тут же прошила автоматная очередь.

— Еще один отмучился, — раздался довольный возглас меткого стрелка.

Но тут произошло что-то непонятное. Сразу с двух сторон раздались крики ужаса. И началась беспорядочная стрельба. То, что стреляли скорее наугад, чем прицельно, Астафьев убедился, когда просвистевшие пули срезали маковые соцветия прямо перед ним. Капитан кинулся было к одному из бойцов слева, но тут же и остановился. Потому как перед ним возник темный силуэт.

— Не двигаться! — рявкнул Астафьев по-афгански.

Капитан включил фонарик и осветил испуганное лицо совсем еще юного аборигена. Пуштунская шапка сползла ему на затылок, а зубы отбивали мелкую дрожь, однако смотрел молодой вояка вовсе не на капитана, а куда-то ему за спину. Долей секунды позже Астафьев уже сделал кувырок в сторону и направил луч фонарика в том направлении. И почувствовал, как внутри его все похолодело. Там, слегка покачиваясь вперед-назад, стояла невиданная им доселе тварь. Огромное жуткое создание с мордой волко-человека. В тот же миг оно бросилось вперед и сшибло с ног окаменевшего от страха юношу. Астафьев увидел, как разлетаются в стороны окровавленные куски плоти, и, недолго раздумывая, стал палить в страшного зверя. Вопли чудовища сплились с предсмертными криками бойцов спецназа в единое целое. Прежде чем зверь, погребя под своим уродливым телом останки юноши, затих, капитан умудрился выпустить в него половину магазина. Приблизившись к все еще вздрагивающей горе мяса, Астафьев не верил своим глазам. Что это было за чудовище, он не знал. Пальба и крики к этому времени переместились к дальнему краю поля. Надеясь застать там хоть кого-нибудь из своих людей живыми, капитан бросился бежать. Словно разбуженная шумом на земле, из облаков выглянула луна. И сразу все окрасилось в серебристый цвет. В двигающемся ему навстречу образе Астафьев без труда опознал своего боевого друга. Лицо Рустама было забрызгано кровью. С кончика носа капало.

— Что это за твари, командир? — отдуваясь и рыская глазами по сторонам, спросил он.

Капитан молчал.

— Мы там двоих уложили. Правда, из наших уцелел только я…

Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Выбросив в сторону автомат на вытянутой руке, Рустам нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Рожок оказался пуст. А дальше для Астафьева все происходило словно в кошмарном сне. Мускулистая рука его друга, крепко сжимавшая Калашников, срезанная будто бритвой, с шумом отлетела в темноту. А на его могучую грудь вскочила еще более безобразная тварь, чем та, которую капитан видел пятью минутами раньше. Это чудище имело на голове длинные черные волосы, и было чуть меньше размером. Однако силищей своей вряд ли уступало прежнему экземпляру. Резким взмахом лапы с огромными лезвие-подобными когтями оно снесло Рустаму голову. И, словно ожидая оваций со стороны его друга, повернуло морду к Астафьеву. Капитан мог бы поклясться, что эта тварь была женского пола. Если данные существа вообще можно было различать по половой принадлежности. Обезглавленное тело Рустама заваливалось в маки, а мерзкая образина, казалось, даже и не думала от него отступаться. Изрыгая проклятия, Астафьев открыл огонь на поражение. Дикий визг, в котором было больше женского, нежели звериного, заставил его вздрогнуть. А потом он снова увидел эту оскаленную морду. Совсем близко. Почувствовал на своем лице горячее дыхание бестии и безумную боль в груди. Он все еще продолжал стрелять, а его сознание уже оставляло его.

— Значит, в смерти Рустама он не виноват, — воспользовавшись тем, что майор сделал паузу, подвел итог услышанному Стриж.

— Нет, до тех пор Астафьев был образцовым солдатом. Для него военная карьера вообще означала все. Он ведь и на войну-то сбежал втайне от отца. Даже его инструкторы о поданном заявлении ничего не ведали.

— Заявлении?

— Ну как же, капитан! — удивленно воскликнул Галкин. — Тогда ведь в Афган официально только по личной просьбе брали.

Стриж скривил недоверчивую мину.

— А кровавый след потянулся за Астафьевым позже, — продолжал майор Галкин. — После тех событий он очнулся в плену. Пакистанские контрабандисты уже успели продать его душманам. Капитан неплохо говорил по-афгански и, конечно, без особого труда понимал их разговоры. Духи часто пересказывали истории, которые им поведали пакистанцы. И истории эти были одна страшнее другой. Они не знали, что русский спецназовец их понимает. А потому и не скрывали своих эмоций. С их слов, капитана нашли крестьяне. На нем покоилось тело обнаженной женщины. Все в пулевых ранениях. Вытащили они с поля и остальные трупы. Сообщать властям никто и не подумал. Сдавать свою маковую плантацию они не собирались. А потому изуродованные трупы просто свалили в кучу и сожгли. Видимо, та же участь ожидала и капитана Астафьева, если бы местные ребятишки не заметили, что он еще дышит.

— Стало быть, все это рассказал сам Астафьев? — задал вопрос Журавлев. — Так ведь он, наверное, и придумать все это мог. Ведь доказательств нет. Все ж сожгли.

— В том-то и дело, что не все, — отозвался майор. — Уже позже обнаружились останки друга Астафьева — Рустама. Их принадлежность подтвердила экспертиза.

— Что же потом?

— В плену капитан Астафьев впервые и почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Мало того, что страшные раны на его груди долго не заживали, так еще и стал он периодически сознание терять. А когда в себя приходил, то замечал, что духи на него иначе смотреть стали. Со страхом… Нам не известно, как он из плена бежал. Этого Астафьев так и не рассказал. Но, видимо, охранники стали его первыми жертвами.

Галкин снова остановился. Молчали и мы. Командир смотрел завороженным взглядом в огонь костра. Кто знает, что мерещилось ему в эти минуты в таинственной пляске языков пламени. Прошло минут пять, и он, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Астафьева долго мытарили комитетчики и военная прокуратура, почему-то решив, что он сам сдался в плен. Это был страшный удар по самолюбию капитана. Именно тогда он и возненавидел людей. Видимо, потому, что сам уже перестал быть человеком. А потом потянулась череда необъяснимых смертельных случаев в различных воинских подразделениях ТуркВО. Но всегда там, где все с меньшими успехами проходила служба сначала капитана Астафьева, а затем и… Как вам известно, к нам он прибыл уже просто лейтенантом. В мае восемьдесят седьмого в Москве обнаружили до неузнаваемости изувеченный труп мужчины. Однако это произошло в преддверии праздников, и информацию о страшной находке скрыли. Лишь совсем недавно стало известно, что в то время в Москве проводил свой отпуск и Астафьев. А потом была Западная группа советских войск в Германии. Там произошло сразу два убийства, а почерк один и тот же. И опять Астафьев. Только после Германии его след ненадолго затерялся. Предполагаю, что он все время находился под специальным наблюдением в какой-нибудь военной клинике.