Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Невозможно! У нас не хватит денег.
На улице Юлия передала добычу рабыне. Та неодобрительно покачала головой.
— Пора спешить, хозяйка. Занятия скоро окончатся.
— А как же Селена? — Девушка повернулась ко мне. — Хочешь себе чего-нибудь прикупить?
— Не могу. Все деньги у Александра.
Она помахала рукой.
— Отошлешь отцу счет. Он даже не узнает, от чьего имени.
Я улыбнулась.
— Может, через несколько недель понадобятся чернила и тростниковые перья.
— Всего-то? — Юлия сморщила нос, но даже это ее не испортило. Вокруг были сотни женщин, и все-таки взоры мужчин невольно задерживались на дочери Цезаря. — А как насчет театра? Что наденешь?
— То, что предложит Октавия.
Девушка покачала головой.
— Нам нужны туники.
— Хозяйка! — слабо запротестовала Галлия. — Времени не осталось.
— Значит, выберем только ткани. Остальное потом, — пообещала Юлия и, не дав ей опомниться, скрылась в глубине ближайшей лавки.
Внутри под солнечным светом из окон красиво переливались изысканные шелка цвета олова, морской волны и павлиньих хвостов, разложенные среди пестрых отрезов попроще. Дочка Цезаря поднесла к моему лицу золотистый лоскут.
— Вот это подойдет.
— Госпожа Ливия разозлится, — пригрозила Галлия.
— Ливия вечно злится. — Юлия озорно подмигнула. — Давайте все же возьмем. Ну что она сделает, если деньги уплачены?
— Вернет покупки в лавку! Целая туника из золота — неподобающая одежда для театра. Если госпожа Октавия тоже рассердится, вас больше никогда не отпустят за покупками.
Девушка немного подумала.
— Ладно. Тогда вот это.
Она указала на фиолетовый шелк, так чудесно подходивший к ее смуглой коже, и завела разговор с владельцем лавки. Разглядывая разложенное на прилавке великолепие, я задумалась, не пора ли прибавить оттенков моим рисункам. В египетских сундуках до сих пор без пользы хранились кувшины с красной охрой и ослепительным азуритом. Расписывать лицо мне не дозволялось, так почему бы не применить краски по назначению?
Выходя из лавки, рабыня строго сказала:
— Достаточно. Больше никаких покупок. Поняли?
— Ага, — немного насмешливым тоном отозвалась Юлия.
Мы шли вслед за Галлией через Овощной рынок, где по берегу Тибра тянулись овощные лавки, и моя спутница радостно щебетала о том, какие бусины лучше всего подойдут к ее глазам.
— Фиолетовые, — решила она. — Как наши новые туники. Сегодня же вечером позову портного, и к завтрашнему…
Я встала как вкопанная.
Юлия обернулась.
— В чем дело?
Перед высокой колонной форума, испещренной грубыми рисунками и птичьим пометом, лежали в корзинках младенцы. Кто-то жалобно плакал, другие тянули ручки, призывая исчезнувших матерей.
— Откуда здесь эти дети? — воскликнула я.
— Подкидыши, — обронила Юлия и собралась идти дальше, но я продолжала стоять. — Ну, ты же знаешь, — прибавила она с раздражением, — нежеланные.
Я посмотрела на Галлию, и та печально кивнула.
— То есть их попросту бросили здесь умирать?
Юлия переступила с ноги на ногу.
— Вообще-то существуют кормилицы… Поэтому место так и называется: Молочная колонна.
— Но молока не хватит на всех!
— Разумеется. По-твоему, много найдется кормилиц, которым больше нечем заняться?
Я уставилась на усталых женщин, присевших в тени, пытаясь из последних сил успокоить плачущих малышей.
— А как же другие?
— Умрут. Они нежеланные, Селена.
Увидев мой полный ужаса взгляд, Галлия поспешила прибавить:
— Нет, кое-кого возьмут в рабство или в лупанарий.
— Разве это не хуже смерти?
— Даже в самой мучительной жизни есть место надежде, — тихо ответила провожатая.
В Египте не существовало мест, подобных Молочной колонне. Если женщина зачинала в отсутствие мужа, уплывшего в море, она прибегала к помощи специальных трав, а матери-одиночки подыскивали бездетную пару, готовую взять малыша на воспитание.
В конце концов Галлия просто взяла меня за руку и увела прочь, но в этот вечер я не могла думать ни о чем, кроме несчастных брошенных младенцев.
— Да что с тобой происходит? — обиделся Александр. — Обещала помочь мне с Гомером, а сама…
Я отложила урок и взялась за альбом. «Илиада» подождет, сегодня не до нее.
— Селена, я не справлюсь один!
— Справишься, — равнодушно ответила я. — Можно подумать, мы не читали в Мусейоне.
Брат уставился на меня.
— Это из-за подкидышей? Юлия рассказала…
— О чем? — сорвалось у меня с языка. — О том, как она даже не обернулась в их сторону?
Он успокаивающе развел руками.
— Я не знал.
— А мог бы. Это было ужасно.
Я заморгала, борясь со слезами.
— И что, все лежали прямо в корзинах? — спросил Александр.
— Да, повсюду. Их попросту бросили умирать.
— Но не все же?..
— Нет. Некоторым суждено стать рабами. А самые невезучие кончат жизнь в лупанарии.
— Странные у римлян законы, правда? — прошептал он.
В дверь постучали.
— Давай притворимся, что спим, — сердито сказала я.
— Не говори чепухи. Обе наши лампы еще горят. — Брат поднялся с кушетки, пошел открывать и в изумлении вскрикнул: — Антония!
Десятилетняя девочка застенчиво разглядывала свои не по возрасту маленькие ножки в сандалиях.
— Можно? — спросила она. — Брату сегодня не разрешили покидать спальню, — прибавила неожиданная гостья, когда Александр попытался заглянуть ей за спину.
Он отступил в сторону. Антония вошла и огляделась вокруг.
— Не очень-то похоже на Египет, верно?
— Все лучше, чем темница, — ответил мой брат.
Девочка слегка улыбнулась и пристально посмотрела на меня.
— Говорят, сегодня ты видела Молочную колонну.
Я нахмурилась, а она продолжала:
— Галлия рассказала. Мы с мамой каждый вечер ходим туда помогать. Она платит молодым матерям, чтобы те кормили младенцев.
— А, так вот почему они это делают!
Вскочив с кушетки, я пересела в расшитое кресло и пригласила Антонию опуститься рядом.