Я подошла к ее рабочему месту вплотную и обратилась к ней:

— Маша, а я к вам.

— Сейчас, подождите, распечатается, и я выйду к вам. Подождите, пожалуйста, в другой комнате.

Тон ее голоса был ровным, совершенно без эмоций. Словом, как и тогда, при нашем разговоре в квартире у Евгения.

Проходя в другую комнату, я мысленно отметила! Наличие у Маши под рукой и компьютера, и принтера. Все сходилось, даже и думать нечего насчет того, Маша или не Маша прислала мне вчерашнюю записку.

Через пять минут Пантелеева появилась в том кабинете, где я ее ожидала, и выжидательно уставилась на меня.

— Маша, я сохраню ваше инкогнито, если вы так желаете, — без вступления начала я. — Вы только скажите мне, где лучше встретиться с Олей и Гансом, чтобы можно было удобнее поговорить с ними. А заодно… Может быть, вы объясните мне, каковы мотивы ваших действий?

Ничуть не изменившись в лице, Маша выдержала паузу, а потом таким же ровным, как и прежде, голосом произнесла:

— Олю с Гансом вы сможете найти сегодня в два часа дня около кафе «Дисторшен» на Проспекте. Что же касается остального, то, извините, я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— Спасибо, — поблагодарила я и, одарив рыжеволосую неформалку улыбкой, направилась к выходу.

Маша не пошла вслед за мной. Она развернулась на месте и направилась к своему рабочему столу, словно между нами не осталось никаких недоговоренностей и неясностей. Что ж, видимо, таков ее стиль поведения, и мне приходилось с этим считаться. В конце концов что мне нужно было от нее? Узнать, где поймать Олю с Гансом. Так она абсолютно четко и ясно мне это сообщила. А о мотивах ее поступков, характере и прочих индивидуальных чертах я могу поразмышлять на досуге.

Время до двух часов пробежало очень быстро. Я успела встретиться с Лерой Павловой. Сообщая ей о том, что расследование продолжается, в первый раз после начала нашего общения я заметила на ее лице некую досаду. Действительно, я работала уже почти неделю, а ощутимых результатов пока не было. Более того, Лере явно не нравилось, что Виктор Мироненко, которого она столь категорично обвиняла в смерти Дины, оказывался вроде бы как ни при чем. А заказчица, видимо, желала усматривать как правильную именно эту версию, не какую-то другую. Но… назвался груздем — полезай, понимаешь ли, в кузов! Поэтому кошелек Леры Павловой опустел еще на несколько зеленых купюр.

Правда, я постаралась успокоить ее, сказав, что расследование, по моим представлениям, близится к концу. Но не стала уточнять, что это чисто интуитивное мое ощущение, не базирующееся на уликах или хотя бы уверенности в том, что вычислила преступника. А, между прочим, из-за того, что к смерти Дины добавилась еще и смерть Кости Макарского, по сути дела, получалось, что я расследовала преступления одновременно.

Как бы там ни было, а Лера пожелала мне удачи. На этом мы и расстались.

В два часа дня я была уже напротив «Дисторшена». Это молодежное кафе располагалось в самом центре города, на пешеходной улице, которую тарасовцы для краткости именуют просто Проспектом, и служило местом оживленной тусовки неформалов разных мастей. Я сразу же узнала в толпе Олю с Гансом, которые разговаривали с каким-то парнем. Меня они пока что не замечали, что было мне на руку. Я решила дать им наговориться и подойти к ним уже после того, как они пойдут по своим делам. А в том, что они пойдут куда-нибудь, но только не в кафе, была большая доля вероятности: Оля с Гансом явно бедствовали, и скорее всего, даже посещение «Дисторшена» с его вполне божескими ценами было возможно для них только в том случае, если вдруг объявится неожиданный спонсор. На эту роль парнишка, с которым парочка беседовала, на мой взгляд, не очень подходил.

Так оно и вышло. Встреча возле кафе оказалась всего лишь «стрелой» для обсуждения каких-то их дел. Через десять минут Оля с Гансом расстались с парнем и направились по Проспекту в сторону консерватории. Здесь-то я их и перехватила.

— Привет, — поздоровалась я, идя Оле с Гансом прямо навстречу.

— Здрас-сьте, — смутилась Оля, а Ганс, по своему обыкновению, промолчал.

— Ребята, а у меня ведь к вам разговор есть.

— Какой? — подозрительно взглянула на меня Оля, которая, похоже, не обрадовалась нашей встрече.

— Да насчет Дины… Насчет того, как кто-то прописки у нее в квартире добивался…

Ганс нахмурился, а Оля, еще более смутившись, забегала взглядом с меня на своего спутника и обратно.

— Да чего добивались-то… — неуверенно начал Ганс, и Оля тут же заверещала, перебив его:

— Какая прописка, вы что? Ну, хотели мы, чтобы она временно нас прописала… А что такого-то в этом? Мы не местные, нам прописка нужна. Мы же не квартиру хотели отобрать у нее! Да и вообще какое это имеет значение, если она уже умерла!

— Вот именно, что умерла! — прокурорским взором буравя обоих, продолжала наступать я. — А у вас были ключи от ее квартиры!

Оля совсем смутилась. Мое незамысловатое «взятие на понт», похоже, срабатывало. Действительно, у этих молодых людей были ключи. А судя по их лицам, может быть, даже и сейчас есть.

— Да какие ключи… Вы чего гоните-то, я не пойму, — чуть усмехнулся Ганс, отводя тем не менее взгляд в сторону. — Вообще уже…

— Это все Машка, с-сука… Я так и знала, что от этой уродины чего угодно можно ожидать! — с ненавистью скривила лицо Оля. — Говорила тебе, не нужно было болтать лишнего! Ну и что, если ключи? Ну и что?! — с вызовом посмотрела она на меня.

— Короче, ребята, не хотите говорить мне, пошли в милицию. Мне так даже проще, чтобы с вами не валандаться, — чувствуя, что парочка явно что-то скрывает, продолжала наступать я.

— Никакой милиции, идите вы… — вдруг выругался Ганс. — Еще чего не хватало! Я вообще здесь ни при чем.

— А вы? — я перевела строгий взгляд на Олю.

— А я… а я… — не смогла найти слов Оля. — Да что вы на нас наезжаете-то? Давайте хоть в кафе, что ли, сядем или где еще, чего здесь стоять-то… Ноги уже отваливаются.

— Можно в машине моей посидеть, — предложила я.

— Ага, чтобы в милицию ехать? — усмехнулся Ганс.

— Милиция и сама может приехать, — доставая мобильник, пообещала я.

Оля не выдержала и схватила меня за руку.

— Да вы что, зачем это вам надо? Мы расскажем все, что знаем. Только мы-то ни при чем, Ганс прав! Ох, говорила я тебе, чтобы ты с этой уродиной не распускал язык, — прошипела она уже в сторону Ганса.

Тот флегматично молчал, делая вид, что он так, от нечего делать стоит здесь посреди Проспекта и разговаривает с двумя женщинами. А так бы он в принципе пошел куда-нибудь, вот в продовольственный магазин напротив, например, и отдал дань своей любимой «Анапе».

— Пойдемте в машину, — сказала Оля. — Где она у вас?