— Вон там, на углу, — показала я на перекресток.

— Пойдем, — дернула Оля Ганса за рукав, и тот, сохраняя на всякий случай вид равнодушно относящегося к ситуации достойного во всех отношениях парня, поплелся вслед за нами.

Ганс сел на заднее сиденье и сразу же попросил разрешения закурить. Я милостиво разрешила. Оля же села рядом со мной и тут же начала говорить. Она тоже закурила, правда, не спрашивая разрешения, и эмоционально, в своей обычной суетной и громкой манере рассказывала о том, что произошло двадцать третьего марта…

* * *

Про тот день о настроении Оли и Ганса можно было бы сказать классическими детскими стихами: «Дело было вечером, делать было нечего». Только происходило все не вечером, а днем. Встретившись с утра, Оля и Ганс прошлись по знакомым, но дома никого не оказалось. Для того чтобы посидеть в кафе, у них не было денег. Мартовская погода не располагала к продолжительным прогулкам, и молодые люди стали ломать голову, куда бы им податься.

— Черт, унесла же его нелегкая! — поддевая ботинком обломок сосульки, сокрушенно покачал головой Ганс, имея в виду Евгения.

— И не говори, — пробормотала Оля, крепче кутаясь в легкую демисезонную куртку, в которой она гоняла и зимой, втягивая руки в рукава. — Слушай, а может, к Динке двинем?

— А чего? Можно в принципе… Заодно потрамбуем ее насчет прописки, — Ганс сплюнул сквозь зубы на асфальт. — Может, и бабок займем у нее… Она в последнее время приподнялась, говорят.

— Это засчет чего? — удивилась Оля.

— Откуда я знаю! Мартин говорил, что теперь она какая-то мажорная вроде стала.

— Да ты что! — еще больше удивилась Оля.

— Ну чего говорить-то зря… пойдем, навестим девчонку и узнаем все.

Оля быстро согласилась с доводами приятеля, и вскоре они вскочили в трамвай и зайцем доехали до дома Дины. На звонок им никто не открыл, и молодые люди переглянулись.

— Дома, наверное, нету, — глубокомысленно заметил Ганс.

— Ну что ж, может, оно и к лучшему, — переминаясь с ноги на ногу, заметила Оля и ласково провела рукой по щеке своего рыжеволосого бойфренда. — Разве мы не найдем чем заняться? Ой, давай открывай скорее, у меня ноги окоченели!

Ганс, порывшись в кармане куртки, достал ключи от квартиры Дины. Этот комплект находился у них постоянно, с тех пор как Оля всеми правдами и неправдами выудила у Дины согласие дать парочке ключи от ее квартиры на неограниченный срок. Ганс уже вставил ключ в замочную скважину, как из-за двери послышался явственный стон. Оля и Ганс еще раз переглянулись, на сей раз испуганно.

— А может, она там того… не одна? — шепотом предположил Ганс.

Оля только пожала плечами. Было бы весьма некстати, если бы оказалось, что Дина сейчас проводит время в любовных утехах, поскольку это лишало возможности ее саму заняться тем же или на худой конец просто погреться в теплой квартире.

— Позвони еще! — прошипела она, и Ганс снова надавил на кнопку.

— О-о-й! — раздался сдавленный голос уже возле самой двери. — А-а-а!

— Да нет, там что-то другое, — уже встревоженно заметил Ганс и повернул ключ.

Оля, которая совсем не любила «лишнего стрема», уже не очень-то хотела входить в квартиру, где происходило что-то пока непонятное, но явно неприятное. Но Ганс уже распахнул дверь. Около нее, скорчившись и держась обеими руками за живот, сидела Дина и мотала головой из стороны в сторону.

— О-о-о! — простонала она снова, затем медленно подняла глаза на вошедших.

Взгляд ее был почти бессмысленным. Непонятно даже было, узнала она своих приятелей или нет.

— Ты чего? — неуверенно спросил Ганс, делая шаг вперед.

Дина не ответила — у нее, казалось, не было на это сил. Вместо ответа она издала еще более громкий и протяжный стон, и пришедшие парень с девушкой растерялись уже не на шутку.

— Дин, а Дин, ты чего? — быстро заговорила Оля, выходя из-за спины Ганса. — Тебе плохо, что ли? Может, водички подать?

Дина продолжала мотать головой. Потом ее губы выдавили:

— «Скорую»… вызовите… умру… я.

Оля и Ганс совсем перепугались. Оля обратила ставшие совершенно круглыми глаза на своего приятеля. Тот, потоптавшись на месте, сказал:

— Давай ее пока на кровать перенесем хотя бы…

Оля пожала плечами, и Ганс осторожно поднял стонущую Дину с пола и понес в комнату. Там он уложил девушку на диван. Тут только они оба заметили на столе флакон с какими-то таблетками, наполовину пустой. Лицо лежавшей на диване Дины было страшно бледным, дыхание частым и прерывистым. Казалось, она задыхается.

— «Скорую» нужно вызывать, — повторил Ганс просьбу девушки, кивнув на таблетки.

— Ты что, думаешь, что она наглоталась? — шепотом спросила Оля.

Ганс развел руками и шагнул к телефонному аппарату.

— Подожди! — крикнула Оля, хватая его за руку.

— Какой подожди, она загнется сейчас! — Ганс выдернул руку. — У нее вон уже губы синеют.

— Постой! — Оля горящими глазами смотрела на него. — А что, если… ее отравили… Еще на нас стрелки переведут, мало ли что! А если она не доживет до «Cкорой»? Сам говоришь — губы вон синеют!

— И что ты предлагаешь? — нахмурился Ганс.

Оля сама шагнула к телефону. Набрав ноль-три, она наморщила лоб, что-то вспоминая. Затем, когда трубку на том конце провода сняли, проговорила адрес Дины и назвала ее имя и фамилию. Ганс непонимающе смотрел на свою подругу. Положив трубку, Оля повернулась к нему:

— Ну вот, сейчас они приедут. Можно сваливать.

В этот момент Дина снова застонала. Оля и Ганс повернулись в ее сторону.

— Она говорит что-то, — прошептал Ганс и шагнул к девушке.

Губы той слабо шевелились, она пыталась что-то произнести. Вдруг она приподнялась и, тяжело дыша, выговорила:

— Он меня… обманул. Отравил. Господи, какая я дура! Ведь говорил же мне Мартин, почему я его не послушала!

Потом, обратив безумные глаза на Олю с Гансом, Дина добавила:

— Это он! Скажите Мартину, что это он! Я…

Она не закончила фразы и повалилась на подушку. Ганс, оторопев, во все глаза смотрел на нее.

— Пошли, пошли, — тащила его за руку Оля.

— Но… как пошли? Нужно же «Скорую» дождаться, — испуганно проговорил Ганс.

— Да чего ее ждать? Приедут, все сами сделают! Мы-то чем поможем?

— А она не умерла? — покосился на Дину Ганс.

— Не знаю…

Парень взял Дину за руку, потом осторожно приподнял одно веко. Девушка слабо застонала.

— Ну вот видишь, жива! — обрадованно проговорила Оля. — Пойдем скорее!