– А девочки рассказывали… – неуверенно начала Вера.

– … Что рука ребенка указывает направление, которому если следовать, можно отыскать клад. Теперь понятно, почему вы с Сабуровым рыскали в этих дебрях. Чепуха!

Вера не стала докладывать Жюлю Верну о результатах их с Сабуровым изысканий, тем более о дальнейших событиях. Она не без оснований опасалась, что тот поднимет ее на смех. Ясно было только одно: Амалия фон Торн действительно существовала и действительно сжила со света своих родных сестер.

– Еще есть вопросы? – спросил Жюль Верн.

Голос его звучал вполне серьезно, однако Вера уловила едва заметную иронию.

– Скорее нет, чем есть, – ответила она. – Рассказ ваш, господин фантаст, достаточно ярок и исчерпывающ.

Напольные часы, издав утробный скрежет, начали мерно отбивать время.

– Ого, уже три, – сказала Вера, – я и не заметила, как пролетело время. В твоем обществе оно бежит незаметно. Даже бой часов слышу словно в первый раз.

– Так оно и есть, – сообщил Жюль Верн. – Они бьют не каждый час, а лишь в три, в шесть, в девять…

– И в двенадцать, – докончила за него Вера. – Замечательные часики. Однако мне пора.

– Я тебя провожу! – воскликнул Жюль Верн.

– Только до ближайшей остановки.

– Конечно, конечно… Одна ты будешь выбираться из этих улочек не меньше часа.

Когда покидали особняк, под ногами вертелась страшная собака. Она отчаянно виляла хвостом, умоляюще заглядывала в глаза, словно пытаясь что-то сказать.

– На улицу хочет, – заметил Жюль Верн. – Вернусь через пятнадцать минут и выведу тебя.

Дождь так и не прекращался. Понемногу начинало смеркаться. Под ногами хлюпала вода.

– Дождь этот… – произнесла Вера только для того, чтобы не молчать. Она ждала от Жюля Верна чего-нибудь вроде объяснения. И оно последовало.

– Кто тебя ждет дома? – спросил парень.

– Никто. Я в одиночестве живу.

– А родители?

– Мать умерла два года назад. Отца я не знала. Одна как перст.

– Может, ко мне завернем, с папашей познакомлю…

– Извини, я немного устала.

– Может, увидимся завтра?

– А стоит?

– Почему бы и нет?

– Но ведь ты меня совсем не знаешь.

– Вот и познакомимся поближе.

Вера остановилась и взглянула на своего провожатого. Из-под низко надвинутого капюшона куртки на нее смотрел ясный взгляд спокойных серых глаз. От взгляда этого на душе вдруг стало легко и чисто, словно и не было этих последних сумасшедших дней. Вере почудилось, будто она знала Жюля Верна давным-давно. Парень дотронулся до плеча девушки.

– Вот и остановка, – сказал он. – Ну, так как?

Вера, загораживаясь от ветра, достала ручку и нацарапала на клочке бумаги цифры.

– Мой телефон, – сообщила она. – Позвони, если захочешь.

И сунула бумажку в мокрую ладонь, одновременно тихонько пожав ее.

Когда Вера добралась до дома, было уже почти темно. Дорогой она забежала в магазин, купила пакет молока и свежих булочек. Ничего другого есть не хотелось. Дома она разделась, накинула халат, налила в чашку молока и устроилась перед телевизором. Шла какая-то мыльная опера, но Вере было все равно. Она равнодушно наблюдала за тем, как на экране суетились и гримасничали легкомысленно одетые девицы, прихлебывала молоко, жевала булочку с корицей и изюмом и по давней привычке анализировать случившееся за день размышляла.

Сабурова убили. Кто? Без сомнения, это работа баронессы. Не сама, конечно, Амалия его задушила, а послала кого-нибудь из своих приближенных. Скорее всего, мальчишку. За это говорят отпечатки маленьких пальцев на шее жертвы. Видать, придурковатый кладоискатель решил вырыть сокровище самостоятельно, не желая делиться с ней. Хорош гусь! Вот и поплатился. Да и существовал ли клад на самом деле? Жюль Верн утверждает: мальчик в коротких штанишках погиб в тридцать пятом. Значит, он не имеет никакого отношения ни к мачехе-змее, ни к отомстившему за его смерть отцу. Словом, блеф! А Сабуров купился. Поверил, как последний лох. Не зря он не отыскал в своих карманах найденный империал. И золотой тоже был миражом.

Баронесса считала, что этот деятель претендует на Верины руку и сердце, вот и убрала конкурента. А она весьма энергична, эта Амалия. Своего непременно добьется. Сабуров Вере не слишком нравился. Хоть и ученый-историк, археолог, а замашки у него были, как у торгаша. Не зря баронесса вселила в него этого купчишку Брыкина. По Сеньке и шапка. И все же жалко его, дурака. Из-за нее погиб. Хотя почему из-за нее? Из-за собственной жадности. Лучше бы не искал клады, а занимался своей археологией. Раскапывал памятники русского Средневековья…

В дверь позвонили. Раз, два… Звонки были настойчивы. Гость явно не желал уходить.

– Кого там черт принес?! – в сердцах произнесла Вера и поплелась к двери.

На пороге стоял Молчановский. В одной руке он держал огромный букет темно-красных «кладбищенских роз», а в другой что-то продолговатое, завернутое в папиросную бумагу.

– Ой! – воскликнула Вера. – Вы!

– Вот, шел мимо… – Молчановский протянул Вере букет.

– Это мне?!

– Конечно.

– Но с какой стати?!

– Потому что ты – хороший человек.

Вера закатила глаза в деланом ужасе:

– Третий раз видите, а уже определили?

– Я неплохо разбираюсь в людях.

– Ну, проходите, раз пришли.

Вера провела гостя в комнату. Включила торшер, придвинула к дивану журнальный столик, а для гостя приготовила кресло.

– Уютно у тебя, – озираясь, заметил Молчановский. – Я до этого только на кухне бывал. – Он поставил на стол сверток.

– Вино? – спросила Вера.

– Да, шампанское. А может, лучше пока его в холодильник убрать?

Вера сунула розы в вазу, потом отнесла бутылку в почти пустой морозильник, а когда вернулась, увидела на журнальном столике коробку дорогих конфет.

– По какому случаю мы гуляем? – поинтересовалась она.

Молчановский загадочно усмехнулся:

– Хотел потолковать с тобой.

– Потолковать? О чем?

– О жизни.

– О! Звучит довольно загадочно. О жизни… О чьей, вашей или моей?

– Ну… О твоей… И о моей тоже.

– Хорошо. Давайте толковать. Начинайте.

– Может, сначала немного выпьем?

– Вино еще не охладилось.