Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпивают. Старушка пригубливает.
Р а я. Свирепая она только. Всех ругает.
С т а р у ш к а. Это ничего. Это у нее манера такая. Она и кота своего ругает. Но он же за ней как за каменной стеной. Где он, кстати?
В а л я. На чердаке. Завел себе новую при-хе-хе. Приводил знакомиться. Ну, красотка, ничего не скажешь. Морда черная, сама цвета беж. А глаза круглые, голубые.
Р а я. Сиамская, что ли?
В а л я. При чем тут нация? Не кошка — балерина. Мой влюбился, аж шерсть дыбом. Ну и отпустила я его на медовый месяц. Продуктов им на чердак отнесла. Пусть справляют.
С т а р у ш к а. Вы еще видели где-нибудь такую женщину? Это надо сумасшедшего из больницы выписать, а тебя вписать.
Р а я. Зато поет хорошо. Спой, Валя.
С т а р у ш к а. Вот! Я как раз только что хотела тебя об этом попросить.
В а л я. Спеть можно. Почему не спеть! Душа просит. Только — что?
Р а я. Что хочешь.
В а л я (выходит и возвращается с гитарой. Кивает старушке). Заказывай.
С т а р у ш к а. Ты знаешь, Валечка, все, что тебе угодно.
В а л я. Ну… (Берет рюмку и выпивает.) Для голоса. (Начинает петь, адресуясь к старушке.)
Живет моя отрада
Высоко в терему…
Ты где там жить-то будешь? Наверное, в небоскребе? На сто двадцатом этаже. Птицы хоть залетают?
И в терем тот высокий
Нет ходу никому.
Райка, подпевай. Нечего как в президиуме сидеть.
О б е.
И в терем тот высокий
Нет ходу никому.
В а л я.
Я знаю, у красотки
Есть сторож у крыльца…
Это — пограничники, значит. Наши, ихние…
Никто не загородит
Дорогу молодца.
Райка, подхватывай!
О б е.
Никто не загородит
Дорогу молодца.
В а л я (обнимая старушку). Эх ты! И на кого ты нас только покидаешь?
С т а р у ш к а (вытирая слезы). Всё. Еще одно слово — и я уже никуда не поеду.
В а л я. Шучу, шучу. Мы тут с Райкой не пропадем. У нее вот жених по второму заходу. А у меня кот. Этот выручит.
С т а р у ш к а (поднимая бокал). А теперь за Раечку.
В а л я. Шут с ней. Без интеллигенции тоже пропадешь. Райка! Лопни, но держи фасон! И пошли их всех знаешь куда?
С т а р у ш к а. Не советуй ей этого, Валечка.
В а л я. А почему?
С т а р у ш к а. Без почему.
В а л я (подумав). Твоя взяла, Раюха! (Поднимает бокал.)
С т а р у ш к а. Раечка! Чтобы вы нам были здоровы, чтобы мы вам были здоровы.
Валя и Рая выпивают. Старушка пригубливает.
Я уже совсем пьяна.
В а л я. Как воробышек поклевала.
Р а я. Спой, Валя. Про рябину.
В а л я. Можно и про рябину. (Поет строфу про рябину и дуб.)
Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Головой склоняясь
До самого тына?
А может, что-нибудь поновей?
С т а р у ш к а. Новая, старая — разве в этом дело? Хорошая. Пой дальше, Валечка.
Валя поет песню дальше.
Пауза.
Прекрасно… Просто прекрасно.
Р а я. Я тут прочла стихотворение Цветаевой. Горькое, как и вся ее жизнь. Она так и пишет в эмиграции, что ей всюду одинаково. (Декламирует.)
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст
И все равно, и все едино.
А кончает так:
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…
Пауза.
В а л я. И что дальше?
Р а я. И все. Всего лишь куст… Это хорошо, что есть на свете что-то такое, что навсегда. Не зачеркнешь. Не рвется… Вот, казалось бы, окаменел человек…
С т а р у ш к а. Но — куст рябины.
Р а я. И задышал.
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
В аэропорту
На авансцене стоят трое: Р а я, В а л я и К о с т я. А в глубине сцены у стойки — с т а р у ш к а и т а м о ж е н н и к. Между старушкой и провожающими как бы стеклянная стена, через которую можно видеть, но плохо слышно. Старушка беспомощно смотрит на провожающих.
К о с т я (громко). С багажом все в порядке. В порядке, говорю, с багажом. Я все оформил.
С т а р у ш к а. Куда теперь?
К о с т я. Я все оформил с багажом.
Р а я. Она спрашивает — куда теперь?
К о с т я. Я же ей сказал — к таможеннику.
Р а я. Ты ей сейчас это скажи.
К о с т я (указывая на таможенника). Идите к нему. Он все сделает.
С т а р у ш к а (подходит к таможеннику). Ну и что теперь?
Т а м о ж е н н и к. А вы куда летите, гражданка?
С т а р у ш к а. Страшно сказать. В Америку.
Т а м о ж е н н и к. В Нью-Йорк, что ли?
С т а р у ш к а. Да. И это действительно так будет? Я тут сяду, а там выйду?
Т а м о ж е н н и к. Москва — Нью-Йорк без пересадки.
На авансцене.
Р а я. А пройти туда нельзя?
К о с т я. Нельзя. Это граница.
У старушки.
С т а р у ш к а. Что мне теперь еще делать?
Т а м о ж е н н и к. Вы заполнили таможенную декларацию?
С т а р у ш к а. Вы только не говорите мне такие умные слова. Что я, академик?
Т а м о ж е н н и к. Простой листок, мамаша. Вопросы и ответы. Уж, наверное, что-что, а анкеты заполнять приходилось?
С т а р у ш к а. Вопрос. (Рассматривает листок.) А если я вас попрошу помочь мне ответить на эту штуку?
Т а м о ж е н н и к. Давайте заполним. (Вынимает ручку.) Фамилия?
С т а р у ш к а. Это как раз не трудно. Глушкова.
Т а м о ж е н н и к (пишет). …ова. Имя, отчество?
С т а р у ш к а. Зинаида Григорьевна.
Т а м о ж е н н и к. …орьевна. Так и запишем.
На авансцене.
Р а я. Слава богу, дело как будто пошло.
У старушки.
Т а м о ж е н н и к. Теперь дальше, мамаша. Золото, серебро, платина в слитках, ломе и сыром виде? С собой имеются?
С т а р у ш к а. Как вам не стыдно спрашивать меня такую чепуху?
Т а м о ж е н н и к. Ничего не поделаешь, мамаша, международные правила. И в других странах спросят.
С т а р у ш к а. В других пусть спрашивают. Но за вас мне просто неудобно.
Т а м о ж е н н и к. Полагается, мамаша. Драгоценные камни, жемчуг, изделия из них? Везете?
С т а р у ш к а. Разве не видите? Вся в бриллиантах. И всю жизнь.
Т а м о ж е н н и к. Мало ли. Скажем, обручальное кольцо или сережки с камушками — вполне возможная вещь.
С т а р у ш к а. Так представьте себе, вы попали в точку. Как раз у меня есть и кольцо, и сережки.
Т а м о ж е н н и к. Видите? Запишем. (Пишет и говорит.) Золотые изделия. Имеются. Кольцо и сережки. Дальше, мамаша. Оружие всякое, боеприпасы с собой берете?
С т а р у ш к а. Нет, вы меня просто, наверное, с кем-то путаете? Ну и ну. Что я, генерал? Оружия мне не хватало.
Т а м о ж е н н и к. Значит, не везете.