Когда он наконец свернул на дорогу, то сразу же выскочил из машины и побежал к входной двери. Достав из кармана ключ, он вставил его в замок — тот не повернулся. Должно быть, Энни заперла ее изнутри. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. С бешено колотящимся сердцем он оббежал дом со стороны кухни, где все еще горел свет, и прижался лицом к стеклу.

Увидев ее, сидящую на барном стуле и положившую голову на скрещенные руки на островке перед мониторами видеонаблюдения, он почувствовал себя полным ублюдком. Энни крепко спала. Альфи посапывал в коляске рядом с ней. Уилл постучал в окно, заставив Энни вздрогнуть. Она выглядела растерянной, затем повернулась, чтобы посмотреть на окно, когда он снова постучал. Он помахал ей рукой, но из-за света на кухне она не смогла разглядеть его лица.

Уилл знал, что, пока жив, никогда не забудет выражение страха на лице своей жены. Она встала, потянулась в коляску за Альфи и одной рукой прижала его к груди. Потом начала отступать, взяв в другую руку самый большой нож, которым они владели. Уилл ужаснулся. Все оказалось гораздо хуже, чем он мог себе представить.

Достав свой телефон, он позвонил, и Энни подпрыгнула, когда ее телефон завибрировал на приставном столике. Подбежав к нему, она вздохнула с облегчением, услышав голос Уилла.

— Энни, открой дверь. Здесь холодно. Прости меня.

— Где ты?

— Смотрю на тебя с улицы через кухонное окно.

— Как я узнаю, что это ты? Я не могу тебя видеть.

— Энни, посмотри в монитор. Это я. Пожалуйста, впусти меня.

Она посмотрела на монитор и увидела, что Уилл машет ей рукой. Положив нож, подошла к задней двери и открыла ее достаточно широко, чтобы он смог пройти, а затем закрыла и снова заперла. Он промолчал, притянув ее к себе и крепко поцеловав. Они поговорят, но это подождет до утра. Он никогда не видел, чтобы она вела себя так. Даже когда Генри Смит сбежал из охраняемой психиатрической больницы и находился в бегах. Энни выглядела сильно измученной.

— Прости меня. Не следовало так срываться. Все, чего я хочу, это чтобы у нас была счастливая жизнь. Мы заслужили ее после последних нескольких лет. Давай уложим вас обоих в постель и поговорим утром.

Она кивнула и отстранилась, передав Уиллу Альфи.

— Мне нужно быстро принять душ. — Энни пошла наверх, явно радуясь, что он дома.

Уилл перезапустил сигнализацию, а затем отнес сына наверх, где положил его обратно в кроватку со стороны Энни. Он разделся и скользнул под одеяло, испытывая облегчение от того, что наконец-то может расслабиться. Энни вышла из ванной, ее черные волосы были влажными и вились кольцами. На ней была пижама, которую он купил ей на день рождения, и от нее пахло «Шанель № 5».

Она закрыла дверь спальни и быстро пересекла комнату, забравшись рядом с ним. Только когда Уилл протянул руку, чтобы прижать ее к себе, он понял, что жена дрожит. Он обхватил ее руками, пытаясь согреть и заставить снова почувствовать себя в безопасности. Он любил ее больше всего на свете и ненавидел себя, когда злился на нее. Энни не заслуживала этого — не после всего, через что ей пришлось пройти.

— Уилл, прости меня.

— За что?

— Я — дура, вот за что. Я знаю, это нелегко — быть женатым на мне. Я тоже устала от этого, ты знаешь, но ничего не могу с этим поделать. У меня такое чувство, будто я на американских горках, и тормоза вот-вот откажут.

— Тебе не нужно извиняться. Ты ни в чем не виновата. Я просто повел себя как полный мудак. У меня стресс из-за работы, и мне нравится быть женатым на тебе, так что никогда не забывай об этом. Мы поговорим утром и посмотрим, что можно сделать. Постарайся немного поспать.

Он поцеловал ее влажные, пахнущие кокосом волосы, и она прижалась к его груди.

* * *

Энни закрыла глаза, надеясь, что усталость не даст снам прийти и что она не проснется оттого, что видит мир глазами убийцы. А еще хотелось верить, что Альфи проспит еще пару часов, потому что она внимательно посмотрела на себя в зеркало и поняла, что сейчас ей как никогда нужен сон.

Лето 1950 года

Прошло три недели, прежде чем Колину разрешили выйти на центральную арену для выступления. Горди усердно занимался с ним, и Колин делал все, что от него требовалось, и даже больше. Другие клоуны помогали, а остальные артисты наблюдали, как нескладный подросток превращается в настоящего артиста. Он держался естественно и умел сделать так, чтобы самый маленький трюк выглядел легко. Горди остался доволен и немного волновался, что Колин отнимет у остальных внимание.

Сегодня цирк проехал парадом по городу, в котором они находились, и дети стекались к Колину — к его удивлению и раздражению Горди. Он немного сомневался, что его протеже справится с этим выступлением. После парада Колин так радовался, что Горди почувствовал себя виноватым. Он лишил парня матери, хотя тот еще не знал об этом, и — пока все в порядке — полиция его не искала.

Но оставалась одна проблема. У него снова появился зуд, и он напоминал жжение внутри кожи. Ему хотелось расчесывать кожу до крови, но он знал, что это ничего не изменит. Единственный способ удовлетворить этот зуд — убить кого-нибудь. Неважно, кто это будет — мужчина, женщина или ребенок. Если бы представилась возможность, он бы ею воспользовался. Одна мысль об этом приводила Горди в безумие. Ему пришлось пойти прогуляться, чтобы успокоиться.

Оставив Колина репетировать на арене, Горди прошел по периметру цирка, затем проскользнул через щель в заборе, чтобы попасть в парк. Вдалеке виднелась игровая площадка, и он отправился туда. Подойдя ближе, он увидел одинокую девочку, качающуюся на качелях. Оглядевшись вокруг, Горди не заметил ни ее родителей, никого-либо еще. Она раскачивалась вперед и назад, используя свое тело, чтобы заставить деревянное сиденье двигаться.

Он прошел через детскую площадку в ее сторону. Когда девочка заметила его, Горди кувыркнулся, подскочил и поклонился ей. Склонившись, он вытащил из рукава букет цветов и протянул его девочке. Ее угрюмое лицо расплылось в улыбке, и она начала смеяться. Он улыбнулся ей, а затем сел на качели рядом. И принялся подражать ей, раскачиваясь вперед-назад, пока не оказался на