Он знает. Азиат понял по моему поведению, по моей походке. По манере держать себя. Я киваю и прохожу вперед. Полная решимости, побежденная. Он раздевает меня. Медленно. Не обращая внимания на ускоренный, стремительный ритм движений тел в соседних боксах. Увидев мой живот, он хмурит брови. Его не видел никто, кроме Нет и незнакомца. Он морщится, дотрагиваясь пальцами до следов моего прошлого, впечатанных в кожу. Я не замечаю в его глазах никакого отвращения. Только…

— Ну как вечер прошел?

Старуха склоняется над стойкой. Она говорит громко.

— Все прошло хорошо… Мне кажется, — отвечаю я тихо, опустив голову.

— Тебе кажется?

Да. Я не уверена. Азиат как будто растерялся, увидев мои шрамы. Его жесты стали торопливыми. Более резкими. Он словно решил как можно скорее закончить дело. Я почувствовала это по его дыханию. Ему как будто стало душно, он начал задыхаться.

— Да, мне тоже кажется, что ты неплохо справилась для первого раза, — серьезно говорит сутенерша и делает глоток. — Но есть небольшое замечание.

Я быстро поднимаю голову, впадая в панику при мысли, что совершила оплошность. Старуха смотрит на меня прищуренными, превратившимися в две горящие щели глазами. Усмешка изгибает ее кроваво-красные губы. Неоновый свет рисует страшные силуэты на щеках, словно играя в дьявольский театр теней.

— Ты должна уделять максимум внимания тому клиенту, который рядом с тобой. Мужчины не любят соперничества. Даже тогда, когда приходят к проституткам.

Сутенерша сдабривает свое утверждение глотком виски. Я молчу и поворачиваю голову к входу, к пустому столику…

— Ты его знаешь? — спрашивает старуха, залпом допивая стакан.

— Кого?

— Не изображай невинность. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.

Докмай, я — Докмай. Я выпрямляю спину.

— Нет, уверяю вас.

Она улыбается. Загадочная гримаса искажает ее лицо и молодит его на двадцать лет.

Сутенерша откидывает свою длинную серебряную косу за спину. Плавным, привычным, почти эротическим жестом. Потом глубоко вздыхает, расправляет иссохшие плечи, выпячивает грудь и шепчет тоном молодой девушки:

— По-моему, он очень симпатичный, как считаешь?

Я не отвечаю. Мое покрасневшее лицо и опущенные глаза говорят сами за себя.

— Ни одна девушка не смогла прибрать его к рукам. Даже Ньям не сумела, хотя и очень хотела привлечь его внимание.

Я представляю себе, как Ньям, с ее нескончаемо длинными ногами и безупречно грациозным покачиванием бедер, пытается обольстить его своим змеиным очарованием. Незнакомец в конце концов покорится ей. Это неизбежно.

— И пусть она одна из лучших у нас, я думаю, у нее ничего не получится, — добавляет сутенерша. — Поэтому не следуй дурным примерам, а лучше налей-ка мне еще.

Я киваю и подчиняюсь. Я потрясена ободрением, которое звучит в ее упреке.

— Если он вернется… — продолжает она, вертя в руках стакан, который я ей налила. — Если он вернется, я хочу, чтобы ты им занялась.

Долгое молчание следует за приказом, похожим на награду. Во мне рождается забытая радость, которую я пытаюсь скрыть, отвернувшись.

— Ну ладно… Тебе, быть может, придется ждать до следующего года, милая моя, — бросает сутенерша, глядя куда-то вдаль. — До сих пор он приходил только в день праздника Лои Кхратонг.

В животе у меня что-то обрывается, меня охватывают самые противоречивые чувства. На улице снова начинается дождь, он барабанит по деревянному навесу «Розовой леди». Старуха разворачивает табурет к двери и морщится:

— Ненавижу этот муссон. Из-за него выручка падает.

А я отдаюсь убаюкивающему ритму ливня. Он внушает мне надежду. Француз вернется.

— И последнее, Докмай. — Не моргнув глазом, старуха наливает себе еще стакан. — Постарайся не влюбиться, хорошо?

— Да перестань ты делать такое выражение лица! С минуты на минуту открываемся! Ты старуху разозлишь! — шепчет Кеоу, дергая меня за юбку.

Но я ничего не могу с собой поделать. Нет не придет. Она не вернулась утром. Она стала добровольной пленницей тигра. Он позвонил сутенерше в семь часов вечера, как раз тогда, когда я переступила порог «Розовой леди». Он будто чувствует! Он предупредил старуху, что оставляет Нет у себя на два часа, а может быть, и на всю ночь. Но он, конечно, заплатит хозяйке. Сумму, размеры которой вызвали у нее улыбку.

— Давай! Скорей! Надо приготовить бутылки в баре. И небесами заклинаю тебя, сделай над собой усилие!

Кеоу взяла меня под свое крыло. Она пришла мне на помощь, когда старуха огорошила меня новостью. Она даже защитила меня от Ньям, которая, заметив мое отчаяние, начала на меня нападать: «Мы совсем растерялись без мамочки?» «Ньям, поупражняйся в остроумии на ком-нибудь другом!» — отрезала моя покровительница своим хрустальным голосом.

Я бреду вслед за ней за стойку бара.

— Докмай, если не изменишь выражение лица, я тебя уволю, понятно?

Глаза старухи мечут молнии, голос грохочет, как гром. Несколько часов назад она угощала меня пивом, чтобы отметить мою первую ночь. Сейчас она готова меня убить.

— Да, извините.

Я цепляюсь за стойку, чтобы выпрямиться. Подняв голову, я вижу около дверей Ньям, которая, широко улыбаясь, выплескивает свой яд, разговаривая с двумя другими девушками.

— Приди в себя, Докмай! Через десять минут открываем! — бросает Кеоу, которая суетится рядом со мной.

Я начинаю работать, стараясь попасть в ритм ее точно рассчитанных движений. Я концентрирую внимание на своей задаче. Я должна заготовить кубики льда. Мне даже удается улыбнуться, когда моя новая подруга, несомненно пребывающая в отличном настроении, говорит:

— Скоро у Ньям день рожденья. Я думаю ей подарить надувную резиновую женщину, чтобы она могла иногда расслабиться. Что скажешь?

Чем ближе я знакомлюсь с этой девушкой, тем больше она мне нравится. Нет была права. Не все девушки в «Розовой леди» злые.

— Ньям, открывай! — вопит сутенерша, которая присоединяется к нам, зажигает свет и превращает бар в театр. — Хотя в такой ливень вряд ли у нас будет много народу, — ворчит она.

Покопавшись в настройке освещения, она принимается за быструю инспекцию бара. Пересчитывает бутылки, проверяет содержимое холодильников и кивает головой:

— Можно начинать.

Мы с Кеоу занимаем места у бара. Моя покровительница слегка изгибается и прячет ноги под табурет. Теперь я понимаю, почему она не вытягивает их, как Ньям и Нет. Они у нее коротковаты. Она предпочитает, немного втянув живот, выставлять напоказ свою роскошную грудь.

Остальные семь девушек рассеиваются по залу. Каждая принимает свою позу. Россыпь изгибов и красок, более или менее обнаженные тела — все подчинено законам обольщения.