Ну и, конечно, бар был расположен в необычном месте. Ни полиции, ни вообще никакой власти на десятки километров вокруг, только осенний лес да бункера, которые местный народ по недоразумению называл гостиницами или схронами, что было намного точнее. Одним словом, вокруг была Зона.

Дверь, ведущая на выход из бара, открылась, и в нее вошел молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста. По тому, как приветствовали его посетители, можно было понять, что он тут хорошо известен. Увидев за столом в конце бара своего знакомого, он направился к нему слегка утомленной походкой человека, привыкшего к долгим переходам, и устало опустился за столик.

Его визави был старше лет на десять. Камуфляжная куртка обтягивала его массивные плечи, а когда тот поднялся, чтобы поприветствовать товарища, стало видно, что обладатель широких плеч и роста выше среднего.

– Как Большая земля? – спросил посетитель вошедшего.

– Новостей много.

– Выкладывай.

– Наташка приезжала, много интересного рассказала.

– Да ладно. Что у нее с Дагом?

– Женятся, сейчас подробно расскажу. Повстречался еще и с Лехой.

– С Нейлом?

– С ним самым.

– Как он?

– Отлично. Готовится убыть для дальнейшей учебы в школу военных переводчиков.

– Сам-то доволен?

– Еще как! Говорит, армия для него теперь на всю жизнь. Платить будут в два раза против прежнего, звание офицера, да и риск намного меньше. П одписал десятилетний контракт и через пару недель уедет обратно в Штаты. В Браунсвилл свой, говорит, уже никогда не вернусь. Я так понял, поганое это место.

– А остальные как?

– Дорн с Натахой готовятся к свадьбе, как я и говорил. Они, кстати, тебе привет передавали.

– Как она с семьей новой, ладит?

– Вроде да. Наташка-то покладистая и работящая, такие всегда с нормальными людьми общий язык найдут.

– Согласен. А что сватья, до драки, надеюсь, не дошло?

– Тут самое смешное начинается. Помнишь, что спросил Егорыч, когда мы к американцам вышли?

– Конечно. Как узнать, нет ли у Дорна еврейских кровей. Я еще ему тогда сказал, что он совсем из ума выжил, тут мы только что спаслись непонятно каким чудом, а он не придумал ничего лучше, чем какой-то хренью интересоваться.

– Это у него пунктик такой.

– О, какие ты знаешь слова. «Пунктик».

– Да, блин. Еще могу сказать «идефикс». Доволен? С тобой и Батей походишь, еще и не тому научишься. Ладно, к Егорычу перейдем. Так вот, папаша у Дорна такой же, как и Егорыч, оказался, только американского разлива. Более образованный и знающий, естественно. Хитрый Дорн сам ему тему подбросил. Саня и наехал на Дорнова отца – типа мол, вы тут развели сионизм по всему миру и все такое.

– Это я хорошо представляю.

– А тот возьми и согласись. Тут они и спелись. Наташка говорит, утомилась переводить. Под конец беседы Саня американца учил водку стаканами пить и не закусывать.

Мужчины рассмеялись.

– Егерь сказал на прощание, что, жалко, он по-английски ни бум-бум, и клятвенно обещал выучить язык потенциального противника.

– И как он в своем лесу будет это делать?

– Ты, Старшой, еще самого главного не знаешь. Держись за стул покрепче. Наш Егорыч теперь, между прочим, Александр Егорович, депутат Брянской областной думы.

– Не может быть. Напарник, ты свистишь.

– Ничего я не свищу. Еще как может!

– Во дела.

– Ты бы видел, как он выступает!

– Ни в жизнь не поверю, что Сашка Демосфеном стал.

– Демосфен, это кто?

– Гм. Говорить красиво мужик умел.

– Понял. Нет, он и не стал красиво говорить, и вообще не изменился. Фишка в другом. Егорыч перед народом выступает так же как обычно, говорит по-простому. Клеймит буржуев и олигархов по полной программе. Он совсем не теряется перед народом, типа свой, крестьянский депутат. Наташка говорит, в Москву его недавно вызывали. Второй Шандыбин, говорят, не знаю, что это значит. Могут, кстати, и в Госдуму послать по партийной линии.

– Чудные дела творятся.

– Не говори. Ну и еще какой-то Вован тебя спрашивал.

– О, черт, неудобно-то как. Я с его карабином до сих пор по Зоне ползаю.

– Да он не в претензии. Просил, если уж конфисковали его карабин, собраться всем вместе и на память сфотографироваться. В порядке компенсации. Говорит, распишитесь на фотке, и он ее в офисе повесит, чтобы все видели, кто у него друзья. Они с Егорычем вроде через месяца три в Брянск собираются приехать на охоту.

– А как у Сани уживается нелюбовь к олигархам и хорошие отношения с Вованом?

– Очень просто. Он говорит, что ненавидит олигархов как класс, а Вована уважает как человека.

– Философ, однако.

– Ага. А про зятя говорит, что будет разлагать врага изнутри.

– Снимаю шляпу перед нашим депутатом. Ладно, давай к делу. Твоя доля.

Старшой вытащил из внутреннего кармана пухлый пакет и передал его Напарнику. Тот, не считая, переложил себе в рюкзак.

– Через три дня выброс. Пойдем?

– Да уж наверное, сидеть сложа руки не будем. Кто еще идет?

– Батя с отмычкой, Отступник и Адидас. За оставшиеся дни еще найдем пару-тройку надежных людей.

– Отлично.

– Как твои-то?

Напарник тяжело вздохнул:

– Да все так же. Хорошо еще, все живы.

– Может, хотя бы брата в Зону сводить?

– Пока не уверен. Он на своей, на уголовной зоне изменился, и не в лучшую сторону.

– Как скажешь.

– Слышь, Старшой, я вот пока ходил, все думал знаешь над чем?

– Над чем?

– Эта вся наша история, особенно после Монолита, стала для каждого точкой отсчета новой жизни. Ты подался в сталкеры, Наташка с Дагом поженились, Нейл в офицеры пошел, Сашка вообще большим человеком стал. Один я кем был, тем и остался.

– Главные изменения, Артем, те, что происходят внутри. Понял?

– Думаешь? А может, ты и прав.

– Не может быть, а точно. Для тебя этот Монолит стал точкой отсчета больше, чем для кого-либо из нас. Поверь.

– Ну тогда ладно. А сам-то ты не жалеешь, что ушел в сталкеры?

– Ни секунды. Жалею только об одном, что раньше этого не сделал.

– А что это мы на сухую сидим, а? Хорошие люди посидят, посидят да выпьют. Так ведь?

– Это точно. Ну что, за удачу?