есть дети и все замечательно. Эти отцы вовлечены в процесс родительства часто больше других отцов, чьи дети родились без усилий и незапланированно».

Донорская яйцеклетка

«Первая реакция всегда и у всех – не хочу чужого ребенка. Хочу своего. Чужого могу и в детском доме взять, – говорит Ботагоз Тулетова. – Но проходит время, и женщина понимает, что она будет его вынашивать и кормить. Что это будет генетический ребенок ее любимого человека. И чаще всего соглашается. Но каждый раз перед программой с использованием донорских клеток мы настаиваем, чтобы женщина в подробностях обсудила ситуацию с психологом». Потому что есть и те, у кого так и не получается это принять.

«У меня была такая пациентка, – вспоминает Тулетова, – согласилась на программу с донорской яйцеклеткой. И у нас получилась беременность. Долгожданная беременность – до этого мы с ней прошли очень много протоколов на собственных клетках, и ничего не выходило. Но, забеременев, она вдруг начала сомневаться. Пошло внутреннее сопротивление. В конце концов, она остановила прием препаратов, сказав „Я не хочу чужого ребенка“».

Еще бывает, что женщины врут мужьям, будучи не в силах признаться, что клетка донорская, – так велика их неуверенность в себе и недоверие к партнеру. Жены просят доктора сделать им ЭКО с донорской яйцеклеткой втайне от мужа – и доктор вступает в сговор, будучи воспитанным в той же системе взглядов. Эти случаи описывала антрополог Виола Хёрбст в статье о клиниках в Уганде и Мали [243], да и в России с Украиной есть много женщин, не признающих собственной ценности вне репродуктивного контекста.

«Одиноким психологически чуть сложнее брать донорскую яйцеклетку, – считает Лена Фейгин, – у замужних есть дополнительная мотивация, что ребенок будет от мужа. Это способ создать семью. В моей практике одинокие чаще принимают решение не рожать вовсе, чем брать донорский ооцит». Более сложные случаи, например когда донорский эмбрион вынашивает суррогатная мать, по мнению Фейгин, тоже лучше обсуждать с психологом, ведь такое материнство равноценно усыновлению, поэтому психологически может даваться сложнее. Однако неправы те, кто осуждает эти методы, и говорит «Лучше возьмите в детдоме». «Далеко не каждый человек способен на усыновление, – говорит Фейгин, – для тех, кто не может, не хочет и не готов к дополнительным трудностям, донорская яйцеклетка и сперма являются здоровой альтернативой».

«Открытый донор»

Донор-знакомый или донор-родственник – квест с непредсказуемыми последствиями. Вот история английской семьи, пересказанная The Atlantic. Братья все детство соревновались друг с другом. Когда они выросли, конкуренция только усилилась: они постоянно выясняли, кто успешнее, богаче, у кого красивее свадьба. Но однажды младший обратился к старшему с необычной просьбой – стать донором спермы, чтобы он смог завести семью, после того как ему диагностировали бесплодие. «Это напугало меня. Слишком уж серьезно», – вспоминает старший брат. Однако, посоветовавшись с женой, он принял решение помочь брату, надеясь, что вот тут наконец соперничество исчезнет и отношения станут по-настоящему братскими. После инсеминации донорской спермой наступила беременность, в семье младшего брата родился сын. «Мы все были рады, – вспоминает старший, – однако когда мы прилетели к ним в гости, то нам был оказан очень холодный прием». Старшего брата со всей очевидностью не желали больше видеть в этом доме. «Я почувствовал, что это разрушило мою семью». Спустя несколько месяцев жена брата-донора узнала от репродуктолога, что это обычная реакция. Что младший брат почувствовал угрозу. «Почему нас никто не предупредил? Почему никто не сказал, что донорство станет большим испытанием для наших отношений?» – недоумевает жена старшего брата.

Дети ВРТ – травмированы ли они

Как рассказать детям о том, что они родились с помощью донорской клетки или спермы, – еще один постоянный вопрос, адресованный психологам. «С Гретой мы часто говорим о том, что семьи бывают разными, – рассказывает София Куно, мать-одиночка, воспользовавшаяся донорской спермой, – к счастью, в Швеции много детских книг на эту тему. В них все описывается примерно так: „Мама очень хотела ребенка, поэтому пошла и купила жидкость, помогающую делать детей“. Кажется, в детских книжках нет слова „сперма“».

Психологи рекомендуют книгу «Горошина, которой я был: История о донорстве спермы» («The Pea That Was Me: A Sperm Donation Story»), написанную психотерапевтом Кимберли Клугер-Белл. В этой книге, второй в серии, Клугер-Белл объясняет донорство спермы следующим способом: когда вы соединяете сперму («мужскую горошину») и яйцеклетку («женскую горошину»), то «в мамином животике вырастает маленький горошек». Однако бывает и так, что мужская горошина не работает, и тогда на помощь приходит «очень хороший доктор», помогающий найти «очень доброго человека», чтобы тот поделился своей горошиной.

«Мне всегда казалось, что люди навязывают мне травму, – пишет Валентина Меннессон, родившаяся при помощи суррогатной матери, – для них странно, что я не чувствую себя дефектной. Что росла счастливым ребенком. Особенно всех интересует, как я узнала о своем зачатии. Люди представляют себе это так: родители дождались момента и пригласили детей на разговор. Если бы все было так – наверное, у меня была бы травма <…> Но ни моя сестра, ни я ничего не узнавали на семейном собрании. Мы просто знали это всегда».

С раннего детства девочки ездили в гости к Мэри, суррогатной матери. «Возможно, до пяти лет мы не понимали, как именно происходит экстракорпоральное оплодотворение. Помню, что думала о зачатии как о „посаженных семечках“. Помню, как мои родители называли суррогатную мать феей. И еще помню, как психолог, поговорив со мной, изменил мнение. Готовясь к участию в телепередаче, перед эфиром он спросил, считаю ли я Мэри „немножко мамой“. Я взяла цветные карандаши и нарисовала родителей красным, суррогатную мать желтым, а донора ооцитов голубым цветом. И объяснила иерархию: желтые и голубые помогли красным». Психолог показал рисунки в эфире – он понял, что в мире девочки каждый находится на своем месте.

Мать Валентины боялась, что они с сестрой однажды подвергнут сомнению ее материнство. «Этого не случилось, – пишет Валентина. – Она – наша мама, которая о нас заботилась, растила, вставала к нам ночью, когда мы плакали, лечила, обнимала, провожала в школу, любила и будет любить всегда!»

Родителей, скрывающих от детей правду, Валентина не одобряет. Так поступили с ее знакомыми близнецами, всю жизнь что-то подозревавшими, поскольку они не видели ни одного фото беременной мамы, а мама забеременела сильно за сорок. Узнать в 13 лет о том, что родители соврали, было шоком: простить родителей за трусость они смогли лишь спустя несколько лет.

«Худшее, что можно сделать в случае с суррогатным материнством, – не смириться с его фактом и всю жизнь стыдиться, что не смог родить сам, – пишет Валентина, – родители должны быть с детьми честны, иначе как потом дети будут доверять хоть кому-то в жизни? Если родителям стыдно, значит, они