То, что я задумал выкинуть дальше, казалось сумасшествием. Однако я был в опасности, и Маркус, в общем-то, откровенно мне это высказал. И раз уж передо мной ребром встал вопрос жизни и смерти — куда большим сумасшествием было вообще ничего не предпринимать. Я и так уже зашел слишком далеко. Если они обнаружат, что я выкрал запись прослушки и отчет о расходах, что я снабдил маячком Маркусову машину, — мне конец. Так что лучше уж сейчас выяснить всю правду и с открытыми глазами идти навстречу судьбе.

Забор у Генри оказался высоким и так хорошо прятался в ветвях, что я едва заметил идущую по верху колючую проволоку. Перемахнуть его не было никаких шансов — ну, разве что в клочья разодрать надетый к ужину костюм и в итоге загреметь в больницу.

Быстро обогнув имение, я подошел к подсобной территории — там стояла пара помоечных контейнеров, к которым вела дорожка для мусоровозов. Ворота с этой стороны были оборудованы электроникой и контролем доступа с радиочастотной идентификацией, так что открыть их можно было, просто помахав нужным брелком или картой доступа. Снять такой замок было выше моих способностей.

Впрочем, новейшие технологии — это палка о двух концах. Если люди платят за всякую ерунду типа «сезам, откройся», они, как правило, рассчитывают на автоматическое открывание дверей за счет датчика движения — чтобы створки со свистом открывались, как в «Звездном пути», едва к ним подходишь изнутри. В этом-то и фишка: снаружи ворота можно открыть только ключом, а изнутри — никакой ключ не нужен.

Я подыскал в лесочке хорошую узловатую палку, подсунул ее сбоку от воротины и помахал ею примерно на уровне головы. Послышался щелчок датчика, электромагнитный засов отполз, створка открылась — и я, опасаясь быть замеченным, прополз через нее на животе.

Назад, в сторону мусорных баков, лупил светом единственный очень яркий прожектор — там словно все было призвано создавать ложное чувство безопасности. Лучше уж разжиться датчиками движения или вообще не ставить ничего, чем вешать фонари! За забором же была совсем другая история. Едва миновав ворота, я тщательно огляделся и сумел выявить с полдюжины датчиков движения — похоже, инфракрасных и ультразвуковых, — что крепились на деревьях вдоль дорожки к дому.

Я слышал много различных теорий, как защититься от этих приспособлений, и сам немало часов поломал над этим голову в годы моей воровской юности. Кто-то предлагал накидывать на голову простыню, кто-то — передвигаться в абсолютно ровном темпе, кто-то — надевать гидрокостюм. Но факт оставался фактом: я никак не мог подобраться к террасе на расстояние слышимости, чтобы меня не засекли.

Итак, меня должны засечь… «Кричи: „Волк!“» — хоть и очень старый трюк, но обычно срабатывает.

Для начала я нашел отличное местечко, чтобы спрятаться: дыра между корнями высокого дерева. Я все еще находился за домом, вне видимости с террасы, где стояли мои начальники. Выступив к ближайшему датчику движения, я принялся размахивать руками, как полный дебил. Этого было вполне достаточно, чтобы он сработал, однако не последовало ни вспышки света, ни воя сирены. Скверно. Это ясно указывало на централизованный пульт контроля и режим тихой тревоги. Я прошел шагов двадцать в сторону и попрыгал перед другим датчиком, после чего торопливо забился в свою щель.

Спустя несколько минут, покачивая фонарем, передо мной появился сердитый колченогий мужик, похожий на матроса. Луч света два-три раза скользнул по моему дереву. Я очень хорошо спрятался — хотя это мало обнадеживало, когда я представлял, какая судьба меня ожидает, если Генри, не дай бог, обнаружит, что я вломился в его святая святых.

Мужик посветил туда-сюда фонарем и ушел, матеря оленей.

Едва он зашел в дом, я снова выскочил — поскакал, как обезьяна, перед датчиком движения и опять спрятался. После трех раундов мужик даже не направлял в мою сторону фонарь. Я мог спокойно двигаться дальше.

Я обежал угол дома, затем на животе прополз вдоль водосточной канавки и подлез под деревянный настил террасы, на котором разговаривали двое мужчин. Перевернувшись на спину, я тихо растянулся на земле теперь я мог слышать все, о чем говорят мои боссы.

Я неудобно лежал, ощущая камень под крестцом, и наблюдал топтание четырех ног над головой. Казалось, даже дыхание может меня выдать. Я едва сдержал себя, когда спустя полчаса судорогой скрутило правую ногу.

Разговор их сперва вился вокруг политиков, затем перешел на те дела, что были мне совсем неинтересны. Наконец они добрались и до более важного вопроса.

— Как по-твоему, Форд был с тобой сегодня честен? — спросил Дэвис.

— Думаю, да, — ответил Маркус. — Он не стал нас донимать насчет того, что происходит с Радомиром. Думаю, он плюнул на это дело. И девчонка сама к нему подкатилась — не наоборот. К тому же сегодня мы точно напустили на него страху. В общем, он будет паинькой.

— А как «Двадцать третий»? Еще не добрался до улики? — спросил Генри.

— Трудно сказать. На перехваченных звонках он об этом молчит и внезапно стал очень скрытен.

— А вы его достаточно плотно ведете, чтобы понять, раздобыл он доказательства или нет?

— Ну да. Не думаю, что он их достал.

— Так, может, будет безопаснее вывести его из игры?

— Это было бы лучше всего, — согласился Маркус. — Где-то, скажем, восемьдесят процентов безопасности.

— Ты что думаешь об этом?

— Он уже близко подошел к этому конверту. Настолько близко, что может нас к нему привести. Вот только если он до него доберется, то может прихлопнуть всю нашу лавочку. Так что было бы разумнее позаботиться о нем заблаговременно, нежели с этим опоздать.

— Его можно отловить один на один? Жена у него умерла несколько лет назад — может, есть любовницы? Дочь у него бывает?

— В любовных связях не замечен. Человек привычки, он почти все выходные проводит за городом, где нет особой охраны. Дочь учится в пансионе и в течение учебного года его практически не навещает.

— Еще какие концы торчат?

— Есть один. Девица Драгович все не унимается. На прошлой неделе я с ней встречался, чтобы остудить ее пыл.

— И много она знает?

— Практически то, что касается ее отца: попытка избежать экстрадиции и не предстать перед судом.

— А про «объект двадцать три» ей известно?

— Она знает, что есть некий человек, на котором нынче все завязано, но пока не похоже, что ей известно, кто он.

— И чего она хочет?

— Очевидно, помочь, — сказал Маркус. — Хочет спасти отца от экстрадиции. Она считает, что ее трах — неотразимое оружие и что она всего сможет добиться, если будет удовлетворять чужие слабости. Полагаю, так она и разнюхала, что смогла, об этом деле. Но я ее заткнул.

— Если она такая же упертая, как ее папаша, у нас все равно останутся причины для беспокойства.

— «Двадцать третий» — чересчур нервный тип. Если она станет подбираться к нему со своим неуклюжим соблазнением, то, скорее всего, нарвется на весьма болезненный отпор.