— Не знаю, — пробормотал он после паузы.

— Вы сами их видели?

— Да, я был в Новой больнице, когда их привезли. На первый взгляд, как будто подверглись радиации, но я не уверен.

— Что вы имеете в виду? Извините меня, но вы хоть раз видели облученного человека?

Он хмуро улыбнулся:

— Мой шурин был в команде пожарных, работавших в Чернобыле после трагедии. Да, я видел облученных… но здесь было другое.

Я ждал продолжения; он посмотрел на меня с испуганным изумлением в глазах и сказал:

— Их кожа не обгорела, а как бы сказать… загорела. Неестественным оранжевым загаром.

У меня пересохло во рту.

— А волосы? — спросил я.

— Поседели. Но это еще не все. Говорить они могут, поэтому, когда я спросил, что произошло, они все рассказали о том, что видели в небе.

— И что это было?

— Светящиеся шары, — сказал Комар. — Они висели в воздухе прямо над ними.

Я отошел в угол кабинета, где находился бар с напитками, и плеснул нам обоим водки. Комар без слов принял стопку и опрокинул ее в рот.

— И что вы намерены делать? — спросил я.

— Когда у вас следующая встреча со Стругацким?

— Завтра.

— Во сколько?

— В десять.

— Я хочу присутствовать. И вообще, впредь я хочу присутствовать на каждой вашей встрече. Я хочу лично услышать, что произошло.

— Хорошо, — согласился я, хотя присутствие угрозыска во время оценки психического состояния пациентов было абсолютно противоправным. По правде говоря, у меня не было выбора, и Комар знал это. Если бы я отказался, он бы просто позаботился о том, чтобы прекратить наши сеансы и отправить Стругацкого в тюрьму. Такой исход дела, конечно же, был самым нежелательным — Комар понимал и это. Если мы хотим, чтобы Стругацкий заговорил, тогда Первоуральская больница — самое подходящее место.

Комар любезно поблагодарил меня, но поскольку это было против моей воли, то я добавил:

— Только при одном условии.

— Каком именно?

— Вы позволите мне проводить сеансы так, как они проходили бы без вас, и предоставите Стругацкому самому решать, как и в какой последовательности рассказывать о событиях, очевидцем или участником которых он стал.

Комар вопросительно взглянул на меня.

— Доверьтесь мне, — сказал я, ободряюще улыбнувшись. — Так мы от него узнаем больше.

Комар кивнул:

— Хорошо, пусть будет по-вашему, но я хочу знать, что случилось с моими людьми. И если их лечащие врачи не могут ответить на мои вопросы, то я вас уверяю: Стругацкий сможет.

* * *

На следующее утро Комар приехал в Первоуральскую больницу в 9:50, мы вместе вошли в палату Стругацкого. Он довольно интересно отреагировал на появление следователя — вздохнул, закрыл глаза и кивнул, как будто знал или догадался, что произошло нечто важное.

— Виктор, я думаю, со старшим следователем Комаром вы знакомы, — сказал я, когда мы сели. — Он будет присутствовать на всех оставшихся сеансах.

— Что случилось? — спросил Стругацкий.

— Почему вы думаете, что что-то случилось? — спросил его Комар.

— Иначе бы вы здесь не сидели, верно? Что-то там в горах случилось. Так что же?

Я опередил Комара:

— Трое оперативников, которые прочесывали лес в одном из мест, указанных на карте Лишина, заболели. Они говорят, что видели светящиеся шары в небе.

— Где это было?

— Недалеко от места, которое в досье названо ртутным озером, — сказал Комар.

— Они нашли само озеро?

— Нет.

Стругацкий кивнул.

Комар придвинулся ближе и громко спросил:

— Что случилось с моими людьми?

— Это значит лишь, что местность по какой-то причине все еще активна.

— Активна?

Я тронул следователя за плечо и неодобрительно покачал головой. Он сурово на меня глянул, сел на место и скрестил руки на груди.

— Виктор, — сказал я, — похоже, опергруппа столкнулась с тем же явлением, что и группа Дятлова. Можете рассказать нам о нем — хоть что-нибудь? Возможно ли это как-то объяснить?

— Это электромагнитное излучение высокой степени концентрации. Думаю, его источник — шары. — Он запнулся, посмотрел на Комара. — Как близко от них оказались ваши люди?

— Не знаю точно, но, кажется, довольно близко. Они отделились от группы и вели самостоятельные поиски. Вчера группа вышла на связь и доложила, что трое заболели и их нужно срочно эвакуировать.

— Виктор, ведь вы наверняка встретились там с чем-то подобным, — сказал я, показывая на его волосы. — Хотя на вас лично эффект не так очевиден. Почему?

Стругацкий, не ответив, повернулся к следователю и спросил в свою очередь:

— Разве у ваших людей не было приборов для обнаружения радиации?

Комар покачал головой:

— Не было.

Стругацкий горько усмехнулся:

— Ну да, разумеется. Вы ведь совсем не такое расследование предполагали.

— Мы искали тела, — ответил он сквозь зубы, — а не пришельцев, или чудовищ, или неизвестные формы радиации. Это было расследование убийства.

— Но теперь уже нет, — ответил Стругацкий, выдерживая взгляд Комара.

— Какие приборы взяла Черникова на Холат-Сяхыл?

— Обычные датчики. Думаю, вам они известны.

— Уточните, пожалуйста.

— У нее был счетчик Гейгера с трубкой, сцинтилляционный дозиметр гамма-излучения, портативный многоканальный анализатор, ионизационная камера, пропорциональный счетчик и радоновый детектор.

— Откуда у нее все это?

Стругацкий пожал плечами:

— Она же физик, в университете у нее был доступ к оборудованию. Она взяла его на время, не знаю, правда, с разрешения ли начальства. Скорее всего нет, потому что мы не афишировали свои планы отправиться на Холат-Сяхыл.

Комар встал и вышел из палаты, на ходу доставая из кармана мобильный телефон.

Когда через минуту он вернулся, Стругацкий спросил его, улыбаясь: