выражая тем самым своё всяческое превосходство – как самомненьем стратега, так и вообще… осознавая самоочевидность, заранее зная ответы.

Пусть Квельпарт неудобен, но за неимением, так сказать, «гербовой»…

А ежели утвердить там канлодку, вооружённый угольщик да «сокола» для дозору… и достаточно.

А чего мы так боимся японских миноносок? Сейчас с океана в Корейские проливы гонит такую волну, а погоды настолько дурны, что дееспособность судов-маломерок околонулевая.

Господа офицеры командующего авантюрностью не пеняли, лишь только отдалённость от Порт-Артура закономерно напрашивала перенос операции на «поближе» – предлагали попытаться сыграть похоже, но ориентируясь на Чемульпо. В довесок ещё и штафирка-пришелец с галёрки заикнулся, проблеяв: «Японцы как раз ”Варяг” поднимают (подняли?) со дна. Вот бы перехватить, отбить геройский крейсер! Царь-батюшка возблагодарит, газеты ославят, попы молебнами воспоют!»

На него и так косились – кто таков, что за хлыщ? А тут – откуда, чёрт возьми, такая информация?

– Да бросьте вы эти глупости с «Варягом», – осекал адмирал, – его если и захватывать, то десантно-призовой партией. А это операция уже другого коленкора. Поскольку ежели ломиться тралами по минным банкам, так успеет японец его – героя-бедолагу – вновь в пучину определить, не солоно нас оставив.

Но главное – не выманить, уж поверьте, Того-Камимуру на Чемульпо. Далеко. А вот когда под боком… да когда транспорты прут паровозы и рельсы со шпалами для оккупации Кореи, а мы их на дно!

Забыли? Микадо чует скорый конец, вот и будет стараться закрепиться на полуострове. Чтоб на переговорах была разменная монета завоёванных территорий. Энто вам, господа, не винтами море накручивать, да пороха в стволах жечь… тут стратегическая политика!

И только за кадром остался чей-то голос:

– А ведь собери японцы упомянутые силы, включая «Фудзи», не такой уж у нас и большой перевес.

Давно уж опустилась ночь.

Отбродивший вечерним сумраком туман садился конденсатом прохлады на палубы и надстройки, стыло поёживая дежурных «третьих склянок».

Бухта Белый Волк притихла брандвахтой, раскинув противоминные сети и боны. О борт флагманского «Князя Суворова» мерно постукивали пришвартованные катера, свёзшие господ офицеров… Тлела угольком верная цигарка, под балагуры матросских баек.

Из иллюминатора адмиральского салона густо курился папиросный дым и всё доносились, доносились голоса.

Засиделись.

* * *

Наутро Зиновий Петрович получил из Петербурга телеграмму.

– На душе поспокойней, пожалуй, стало. Взгляните, – протянув помощнику расшифровку, – если верить заверениям Авелана, Вэйхайвэя ныне можно не опасаться, но… ох, не знаю к чему они там, на высоком уровне договорились, а я бы британцам ни на грош не доверял. Вдруг у них кроме подлости с «чилийскими броненосцами» за пазухой ещё чего-то припрятано?

Коломейцев быстро пробежал по тексту глазами и снова выжидающе вытянулся.

– Ну, а если вдруг… – адмирал ждал от подчинённого комментариев, но «флажок» молчал, потому сам продолжил: – Случись что – в Артуре самой весомой и на ходу боевой единицей остаётся «Победа». Да и другие «инвалиды» смогут вступить в помощь береговой артиллерии. Мы, конечно, их изрядно пощипали на предмет изъятия орудий, однако нашему «ударному отряду» в ответственной операции потребуется полная боеспособность. Не так ли?

Политические манёвры императора Николая привели к интересным пертурбациям. Получив «бьёркскую конфетку», Вильгельм любовался «ярким фантиком», не подозревая, что тянет пустышку. Но однозначно дойчи дружить с русскими стали и больше и лучше. Слова «дружить, больше, лучше» можно смело брать в кавычки, так как была в них некая вторая суть. То же самое касалось и других злейших друзей – британцев. И если уж продолжать аллегорить вкусностями, то для русско-английского пирога – «Антанты» – тесто только подходило. Договор был секретен и пока ждал своего часа для оглашения.

Даже Париж, всполошившись угрозой русско-германского сближения, чуя, чуя «жареного петуха», всемерно шёл навстречу. Прок от этого уже имел место быть – эскадра Небогатова без проволочек провела бункеровку и мелкий ремонт во французском Индокитае. Прямая польза вышла и от «бьёркской» сердечности.

Был у штаба Рожественского ещё и план «Б», как принято называть это у англосаксов, который, кстати сказать, собирались реализовать вне зависимости от успеха или неуспеха задуманной генеральной операции. (Под «неуспехом» подразумевался «невыход кораблей противника, предпочти японские адмиралы отсиживаться в базах и портах».)

Вот эти порты и надлежало завалить минами. Однако ввиду малого в Порт-Артуре количества сего боезапаса это мероприятие состоялось бы скорей демонстративным образом, с разбросом нескольких «рогатых» у входа в одну-две главные гавани японской метрополии, напугав опубликованным должным образом официальным предупреждением.

Но друг Вилли откликнулся на просьбу кузена Ники, и из Циндао пришёл необходимый конфиденциальный груз с шильдиками «Hergestellt in Deutschland». Со случайной приписочкой на одном из кантовочных ящиков «Für dit Kaiserliche Marine»[55].

Война давно вошла в стадию, когда слова адмирала Макарова «ставить мины в тех местах, где не прекращено коммерческое судодвижение, не позволительно» уже потеряли злободневную актуальность. Наступила другая злоба дня… после того как японцы обложили порты нейтральной Кореи.

Рожественский ещё в феврале, будучи начальником Главного морского штаба, наложил письменную резолюцию: «Порты Японии не могут быть признаваемы не чем иным, как театром военных действий»… на беду как честных купцов-негоциантов, так и нечистоплотных, промышляющих контрабандой.

Жизнь на войне, как известно, обесценивается. Это касается и «железа». Даже самый занюханный пароход, являясь для частного морского извозчика недешёвым удовольствием, для адмиралов и командиров боевых кораблей, за спиной которых стоит ресурс целой империи, это ничто – «пыль на сапогах», сказали бы армейцы. Флотские, конечно, выразились бы как-нибудь колоритно по-моряцки.

Ну, а для Порт-Артура, где прекратились японские обстрелы, для которого отхлынула угроза захвата, эта неожиданная «дружба» вылилась в массированное паломничество иностранцев: журналистов всех мастей, военных наблюдателей, включая (только подумать!) двух британских. В дополнение к уже имевшимся в крепости инженерам рейхсвера, пароходом из Циндао прибыла целая депутация немецких врачей.

– Понаехали! – Рожественский намеренно не сходил на берег, чтобы избегать навязчивого любопытства корреспондентов, жаждавших взять интервью у самого «Адмирала Арктики».

Евроинородцы бродили стайками по улицам, осматривали следы минувшей осады, искали ракурсы для удачных фото. Им даже разрешали делать дагерротипы ремонтирующихся кораблей, а они всё выспрашивали: «А где же знаменитые броненосцы, прошедшие арктическими широтами?»

«Пятнистых» в тихоокеанском флоте становилось всё больше – Рожественский приказал начинать постепенную перекраску Тихоокеанской эскадры в новый боевой камуфляж.

Тут ещё и Студент (прозвище «ямаловского» гостя окончательно прижилось) предложил наносить рисунок на все корабли по одному варианту, чтобы издалека и крейсер, и броненосец выглядели типично, и противник не сразу мог определить, кто ему противостоит.

Учитывая, что и сам по себе эффект камуфляжа работал до сорока кабельтовых, смысла особого в том