В октябре Вадим уехал в командировку. Он обещал вернуться недели через две, но конкретную дату не назвал.

Валя, неожиданно для себя, тяжело переносила разлуку. Она впала в апатию, стала плохо спать, раздражаться по пустякам. Ей казалось, что огромный дом с отсутствием Вадима опустел, сделался тихим и безжизненным, как заколдованное царство.

Каждое утро она начинала с того, что вычеркивала в календаре очередное число, сокращая таким образом время, оставшееся до предполагаемого возвращения Вадима. Ее тоску немного рассеивал Антошка – он уже делал первые шаги по комнате, обеими руками держась за стены. Глядя на сияющее личико малыша, слыша его веселый лепет, Валя слегка отвлекалась, оживала, начинала улыбаться ему в ответ.

Дни стояли серые и пасмурные, шел бесконечный мелкий и унылый дождик – благодатная теплынь бабьего лета закончилась внезапно. В доме было промозгло и сыро, и Кира распорядилась включить батареи, чтобы не промерзнуть самим и не застудить малыша.

С самого утра в комнате царили густые сумерки, горели лампы. Кира, по обыкновению, вязала, а Валя, зябко кутаясь в плед, сидела в кресле и смотрела в одну точку. Все ее существо находилось в вялой полудреме, она с трудом заставляла себя встать, куда-то идти, заниматься привычными делами.

Перед выходными дождь зарядил с новой силой. Он гулко барабанил по крыше всю ночь напролет, не давая Вале сомкнуть глаз. Когда в восемь утра она поднялась кормить Антошку, ее шатало от слабости. Немного саднило горло, ныла спина.

Пришедшая вскоре Кира заставила Валю измерить температуру. Оказалось тридцать семь с мелочью.

– Не дай бог, грипп, – перепугалась та. – Еще заразишь ребенка.

Она уложила Валю в постель, напоила горячим чаем с малиновым вареньем, растерла ей грудь и спину какой-то пахучей мазью и велела лежать.

Валя валялась на диване, закрыв глаза, и пыталась уснуть, но у нее не выходило. Она неотступно думала о Вадиме. Все-таки она любит его. Иначе не страдала бы так, не считала дни до его приезда, не хандрила, ощущая себя полной развалиной.

Любовь бывает разная: светлая и легкая, как летнее утро, и мучительная, с терзаниями ревности, порой переходящая в ненависть. Есть любовь-страсть и любовь-дружба, любовь с первого взгляда и пришедшая в результате многолетних отношений – всякая…

Так или приблизительно так рассуждала Валя, нежась под теплым стеганым одеялом и слушая монотонный заунывный шум дождя за стеклами.

– Закрою-ка я шторы, – сказала Кира и, отложив вязание, подошла к окну.

До Вали донесся легкий шорох передвигаемой портьеры, но она так и не открыла глаза, продолжая лежать, погруженная в собственные мысли.

– Смотри-ка. – В голосе Киры зазвучало удивление. – Кажется, к нам гости.

– Какие еще гости? – лениво поинтересовалась она.

– Понятия не имею. Какая-то машина. Ума не приложу, кто бы это мог быть – все друзья Вадика знают, что он в отъезде.

Валя с трудом оторвала голову от подушки, нашарила возле дивана тапочки и, шаркая по ковру, приблизилась к окну. В сплошной серой пелене дождя за стеклом с трудом угадывался силуэт дворника, открывающего ворота. С улицы во двор въезжал автомобиль. Валя вгляделась в него повнимательней, и ей показалось, что она спит или у нее начались галлюцинации. Она узнала «десятку» Тенгиза. Тот же цвет, затемненные стекла, антенна на капоте.

Ее охватила нервная дрожь, пробирая до самых костей. «Глупости, – попыталась она успокоить саму себя, – мало ли похожих машин? Почему это обязательно должен быть Тенгиз? Наверняка знакомый Вадима, которого он не проинформировал о своем отсутствии». Тем не менее руки ее против воли потянулись за теплой пуховой шалью.

– Пойду гляну, кто это, – произнесла Валя нарочито равнодушным тоном.

– Ты? – Кира окинула ее скептическим взглядом. – Куда тебе, и так простуженная. А впрочем, – она махнула рукой, – иди. У меня голова разболелась, прямо мочи нет. От дождя, наверное. Смотри только не стой на сквозняке.

– Ладно. – Валя уже была у порога.

Выйдя из детской, она быстро спустилась по ступенькам и поспешила к парадной двери. Нюта уже открывала на звонок. Потянуло холодом, шум дождя на мгновение усилился, стал близким и почти осязаемым. В вестибюль вошел Тенгиз. В его черных волосах блестели одинокие серебристые капли, лицо было сосредоточенным и в то же время решительным. Он заметил Валю и кивнул.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – проговорила она, стараясь сохранять спокойствие.

– Так это к тебе, – догадалась Нюта, запирая дверь на засов, – а я-то думаю, что за визитеры! Вы идите в холл, а то здесь дует.

– Пошли, – коротко приказала Валя.

Тенгиз молча последовал за ней. Она привела его в просторный полукруглый холл, кивком указала на диван:

– Садись.

Он сел, вытянув длинные ноги в черных кожаных брюках. Валя смотрела на него и отчетливо понимала, что ничего не чувствует: ни желания, ни нежности, ни боли. Ничего. Как будто они были совершенно чужими друг другу, незнакомыми людьми.

– Зачем ты пришел?

– За тобой.

Валя усмехнулась.

– Не поздновато ли?

– Лучше поздно, чем никогда. – Тенгиз с вызовом поднял на нее черные глаза.

– Не говори глупостей. – Валя отошла от дивана. – Где ты был раньше? Все это время – когда я мучилась родами в больнице одна-одинешенька, валялась в палате, обколотая наркотиками после смерти нашей девочки? У нас была девочка – ты небось и не знаешь об этом?

– Знаю, – глухо проговорил Тенгиз.

– Теперь это не имеет значения.

– Имеет. – Он встал и приблизился к Вале. – Я пришел за тобой, Валя-Валентина. Потому что… потому что я не могу без тебя.

– Вот как? – Она насмешливо заглянула ему в лицо. – И даже твой папа не помеха? Ну да, конечно, я была опасна для него, лишь когда носила твоего ребенка. А теперь можно не бояться – шансов женить тебя на себе у меня нет, стало быть, для постели я сгожусь.

Подбородок Тенгиза дернулся, его скулы напряглись.

– Замолчи!

– Почему я должна молчать? Разве я у тебя в доме? Ты мне рот не затыкай!

– Замолчи!! – повторил Тенгиз уже с угрозой.

Раньше он никогда так не разговаривал. Валя привыкла видеть его мягким и добродушным, и ее удивил этот резкий, повелительный тон. «Пусть злится, – мстительно подумала она. – Раз злится, значит, ему больно. Так же, как когда-то было мне».

– Послушай, Валя-Валентина. – Тенгиз взял ее за руку. – Я виноват перед тобой и не отказываюсь от своей вины. Но не надо так. Слышишь, не надо!

– Да что «не надо»? – вспылила Валя. – Ты даже не понимаешь, чего требуешь от меня! Как я могу взять и вот так уйти? У меня теперь совсем другая жизнь, новая работа. Что