— Заткнись, — нарушила я молчание.

— Я это делаю, и я не жалею, что делаю это, — усмехнулась Эли. — Так что можешь жить с этим и дальше, малышка.

— Ты даже не спросила меня, чего я хочу, — бросила я в ответ. — Что бы ни случилось, это случилось со мной. — Конечно, плохо было то, что Каллум возложил на себя право решать, что я могла и чего не могла знать относительно той ночи, про которую-нельзя-говорить. И я не собиралась позволять Эли забрать у меня еще и право распоряжаться своей дальнейшей жизнью. — Я — та, которую они избили. Я — та, которая истекала кровью. И это я — та самая, чье тело так покрыто шрамами, что теперь я вполне могу откликаться на прозвище Штопаная. И именно я должна была смотреть, как Каллум…

Я смолкла. Не хотелось заходить так далеко.

— Смотреть, как он — что? — тихо спросила Эли.

— Ничего, — буркнула я сквозь стиснутые зубы. — Он сделал все, что мог.

Я знала, что глупо было злиться на Эли за то, что она старалась защитить меня. И уж тем более на Каллума — за то, что бил меня. Мне было просто все равно.

— Ты на самом деле веришь, Брин, что Каллум не знал того, что может произойти? Начиная с того самого момента, когда он оставил тебя наедине с Чейзом?

Эли, не отрываясь, смотрела на дорогу перед собой, а я наклонилась вперед и стала вертеть ручку радиоприемника, надеясь, что музыка заглушит ее слова.

Лицо Эли напряглось, и она выбросила руку вперед. Моя же рука, словно одержимая бесом, дернулась верх, защищая лицо, еще до того, как рассудок сообщил мне, что Эли просто собиралась выключить радио.

Сконфуженная, я опустила руку и крепко прижала ее к груди, чувствуя себя маленькой, и глупой, и самым неприличным образом разоблаченной.

Если Эли и заметила мою реакцию, у нее, по крайней мере, хватило деликатности не укорять меня этим. Вместо этого она продолжала развивать старую тему: Каллум, правосудие и я.

— Сколько раз в жизни тебе удавалось взять верх над Каллумом, Брин? И вообще кому-нибудь это удавалось? Альфа прекрасно знал, черт возьми, что ты нарушишь условия еще до того, как он их отменит.

Каллум всегда знал, что я собираюсь сделать, еще до того, как я делала это. Всю жизнь я посвятила тому, чтобы хоть в чем-нибудь обыграть его.

Нет! Я не хотела ничего слышать. Эли не может меня заставить… Радио… Включить…

На заднем сиденье захныкала Кети, сидевшая в кресле для младенцев. Весь первый час близнецы отчаянно ревели и минут пятнадцать назад, окончательно обессилев, заснули. Мои брат с сестрой были не счастливее меня, покидая наш дом.

Ш-ш-ш, сказала я Кети беззвучно. Все хорошо. Я здесь.

Чем дальше мы отъезжали от владений Каллума, тем слабее становилась связь близнецов со Стаей, и они все крепче вцеплялись в Эли и в меня. Особенно в меня. И я была абсолютно уверена в том, что Кети вскоре осознает, что я не волк. Та ночь, когда я бежала со Стаей, сбила малышку с толку. Даже сейчас, когда моя собственная связь со Стаей ослабла, я была для девчушки самым прочным связующим звеном с обрами.

С домом.

— Я больше их не чувствую, — пробормотала я, и мои слова были заглушены ревущей из динамиков музыкой.

Начался дождь. Эли включила дворники и выключила радио.

— Ты не чувствуешь кого? — повернулась она ко мне.

— Обров. Даже после того, что я сделала, они все еще были со мной. Едва ощутимо…

Но сейчас, когда быстро мелькающие столбики за окном размеренно отсчитывали мили, все становилось еле слышным, и я совсем не чувствовала обров, кроме Чейза, хотя и его было слышно еле-еле. Он существовал как образ, как звук, как ощущение в закоулках моего сознания, но даже это постепенно ускользало.

— Чейз не сделал ничего плохого, — сказала я, позволяя гневу заполнить пустоту в своей душе. — Ты заставила засадить его в клетку, а он ничего плохого не сделал.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не чудовище, Брин, — вздохнула Эли. — Я попросила Каллума запереть его в клетку, потому что Каллум издал указ, чтобы никто не смел препятствовать нашему отъезду. Судя по тому, как мальчишка стоял на страже возле тебя, пока ты была без сознания, и со скоростью молнии переходил из одной формы в другую, так что нам пришлось увести его от тебя, я предположила, что он, скорее всего, не сможет сдержаться, когда мы уедем, и что тебе, наверное, не захочется, чтобы он встретился с тем самым правосудием, с которым столкнулась ты.

Целую секунду я не знала, что сказать.

— Ты что, и Кейси предложила им запереть? — усмехнулась я, как только пришла в себя от потрясения.

— Если хочешь знать правду, — ответила Эли, и ее руки еще крепче вцепились в руль, — сказала.

Радио… Включить… Только на этот раз это было решение Эли, не мое. Она убавила звук и сменила станцию. На заднем сиденье Кети снова закрыла глаза, и следующую сотню миль мы четверо провели почти в полной тишине, только тихие переливы кантри звучали в машине.

Эли гнала машину сквозь ночь. В какой-то момент я заснула, и во сне ко мне пришел Чейз в волчьем обличье. У него была черная шкура, тело — худое и мускулистое, а глаза светлее, чем у него же в человеческом образе: два голубых, как лед, кристалла. Я не произношу ни слова, он тоже не издает ни звука. Мы лежим, распростершись, вдвоем на траве, сантиметрах в тридцати друг от друга. Я чувствую на своем лице его теплое дыхание; мы, не отрываясь, смотрим друг на друга; проходит целая вечность, и я зарываюсь руками в его мех, которому, как мне кажется, следует быть грубым, но на ощупь он оказывается нежным, как шелк. Когда он дышит, его грудная клетка вздымается и опускается, и я чувствую, что мое сердце бьется в унисон с его сердцем.

— Ведь это не значит, что мы — пара, — говорю я Чейзу.

Он широко зевает.

— Борьба за равноправие женщин и все такое… — продолжаю я и хватаю его руками за морду. — Никаких отметин. Никаких пожизненных обязательств. Никаких вывесок «собственность такого-то». Просто связь между нами, вот и все.

Его хвост тихо бьет по грязной земле, и улыбка появляется у меня на лице.

— Неудачник, — говорю я и треплю его по загривку, испытывая непреодолимое желание почесать ему брюхо.

В ответ на это страшное оскорбление Чейз в притворной угрозе скалит зубы, а сам прижимается ко мне, я кладу голову ему на шею, и мы двое — волк и девушка — засыпаем и во сне видим сон.

Я тебя вижу.

Слова капают, кап-кап… Лица нет. Тела нет. Просто рот. Кости трещат, челюсти хрустят…

Я тебя вижу.

Улыбка коварная, клыкастая и красным вымазана.

Я узнала голос. Я узнала кровь. Но это не мой кошмар. Это все — Чейза.

И, словно вспышки стробоскопа, передо мной появляются и исчезают образы, быстро, как при стрельбе из пулемета. Мужчина — карие глаза, открытое лицо, нет и тридцати. Зубы красные. Серый волк, белая звезда. Челюсти щелкают.