Когда Ребус открывал свою машину, на улице стояла благодатная тишина.

«Это входит в наши обязанности», — мысленно сказал он себе.

Из отделения он позвонил в «Кафе разбитых сердец» и прослушал сообщение на автоответчике, уведомлявшее, что заведение будет закрыто «до выздоровления». В ящике стола Брайана Холмса он нашел распечатку имен и телефонов, которыми Холмс пользовался чаще всего. Некоторые номера были приписаны внизу синей шариковой ручкой, включая и телефон Эдди Рингана с пометкой «дом.».

Ребус вернулся за свой стол и позвонил. На третий гудок трубку снял Пэт Колдер.

— Мистер Колдер, говорит инспектор Ребус.

— А-а-а. — В голосе Колдера слышалось явное разочарование.

— Так и не появился?

— Нет.

— Хорошо, тогда объявляем официальный розыск. Значит, у нас исчезновение человека. Я вам пришлю кого-нибудь и…

— А сами не могли бы приехать?

Ребус задумался:

— В общем, нет причин, которые мне помешали бы, сэр.

— Приезжайте в любое время. Мы сегодня закрыты.

— Что случилось с замечательным Уилли?

— У нас был напряженный день вчера. Напряженнее обычного.

— Надорвался?

— Выскочил из кухни с криком: «Я — шеф-повар! Я — шеф-повар!» Схватил у какой-то дамы тарелку и давай уплетать. По-моему, он наркоман.

— А по-моему, он неплохо подражает Элвису позднего периода. Я буду через полчаса, если вас устроит.

«Колонии» Стокбриджа были возведены когда-то для работающих бедняков, но теперь стали предметом вожделения молодых профессионалов. Они были построены в виде небольших коттеджей с крутой лестничкой, ведущей на второй этаж. Размеры показались Ребусу никудышными в сравнении с его квартирой в Марчмонте. Здесь не было никаких высоких потолков, никаких громадных комнат с великолепными окнами и оригинальными ставнями.

Но он мог себе представить, что сто лет назад шахтеры и их семьи чувствовали себя здесь вполне комфортно. Его собственный отец родился в шахтерском поселке в Файфе. Ребус подумал, что по крайней мере внешне тот дом имел именно такой вид.

Внутри Пэт Колдер сотворил нечто немыслимое. (Ребус не сомневался, что именно он был тут дизайнером и декоратором.) Ребус увидел здесь деревянные и медные корпуса кораблей, черные настольные лампы. Японские офорты в декоративных рамках, обеденный стол, канделябр на котором напоминал какой-то еврейский семисвечник, и угол с громадным телевизором и стереоаппаратурой. Об Элвисе здесь не напоминало ничего, или почти ничего. Ребус, сев на черный кожаный диван, кивнул на один из громкоговорителей размером с гроб:

— Соседи никогда не жалуются?

— Постоянно, — признался Колдер. — Больше всего Эдди гордится тем случаем, когда сосед за четыре дома от нашего пришел сказать, что не слышит своего телевизора.

— Не очень по-соседски, да?

Колдер улыбнулся:

— Эдди никогда не был «дипломатичным».

— Вы давно знаете друг друга?

Колдер полулежал на полу, устроившись в кресле-мешке, и нервно дымил черной сигаретой «Собрание».

— Если считать шапочно, то два года. Мы съехались, когда решили открыть ресторан.

— Какой он? Я имею в виду за стенами ресторана.

— То блестящий, то через минуту избалованный сукин сын.

— Вы его балуете?

— Я защищаю его от внешнего мира. По крайней мере, защищал.

— Каким он был, когда вы встретились?

— Пил еще больше, чем теперь, если только такое можно представить.

— Не делился с вами — с чего это он запил? — От предложенной сигареты Ребус отказался, но дым разбудил в нем желание покурить. Может быть, он еще передумает, решил Ребус.

— Он сказал, что пил, чтобы забыть. Теперь вы спросите: что забыть? А я отвечу: он мне этого не сказал.

— Даже не намекал?

— Я думаю, Брайану Холмсу он сказал больше, чем мне.

Господи Исусе, неужели тут еще и укол ревности? Ребус вдруг представил себе, как Колдер бьет Холмса по голове… и, может быть даже, потом разделывается с неверным Эдди?..

Колдер рассмеялся:

— Я не мог его убить, инспектор. Я знаю, что вы думаете.

— Наверное, такое выводит из себя. Этот ваш так называемый гений топит свой талант в вине. За такими людьми нужен глаз да глаз.

— Да, вы правы: это выводит из себя.

— В особенности когда человек все время под газом.

Колдер нахмурился, глядя сквозь дым, выходящий через его ноздри:

— Почему вы сказали «под газом»?

— Это такое выражение, сэр. В смысле — «под градусом».

— Я знаю, что оно означает. Как и многие другие выражения. Эдди мучили ночные кошмары, будто его травят газом или он травит других. Ну, вы понимаете, настоящим газом, как в концентрационном лагере.

— Он рассказывал вам об этих кошмарах?

— Нет-нет, просто он кричал во сне. Многие геи кончили жизнь в газовых камерах, инспектор.

— Вы думаете, его именно это мучило?

Колдер загасил сигарету в фарфоровом судне у камина. Он с усилием поднялся на ноги:

— Идемте, я вам покажу кое-что.

Ребус уже видел туалет и кухню и понял, что дверь, к которой направляется Колдер, ведет, вероятно, в спальню. Он даже не предполагал, что увидит там.

— Я знаю, о чем вы подумали, — сказал Колдер, распахивая дверь. — Это все работа Эдди.

И какая же это была работа! Громадная двойная кровать, укрытая чем-то похожим на шкуры зебры. На стенах несколько больших портретов Элвиса в стразах[49]за работой, лицо намеренно размыто розовым и отблесками.

Ребус задрал голову. На потолке было зеркало. Он догадался, что из любого положения на этой кровати можно видеть фигуру в белом костюме с высоко поднятой рукой, держащей микрофон.

— Все то, что вас заводит, — прокомментировал Ребус.

Часа два Ребус провел с Кларк и Петри, демонстрируя желание помочь. Вполне предсказуемо, Джардин заменили молодым человеком по имени Мэдден с запасом каламбуров, которые ушли из жизни вместе с ламповыми приемниками.

— По имени Мэдден, — сказал чиновник из Торговых стандартов, представляясь, — а по характеру псих.

«Уж тогда не с ламповыми, а паровыми», — подумал Ребус. Он начинал думать, что сглупил, позвонив начальнику Джардин, и двадцать минут сочинял самые экзотические ругательства.

— Значит, так, сынок, шучу здесь только я, — предупредил Ребус.