Наши канцлеры военного периода не сделали ничего для предотвращения ущерба и просвещения нации. Они не продемонстрировали никакой творческой мысли, не сплотили народ и не повели его к желанной цели, как это сделали великие диктаторы Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон. Усилия ОКХ в данном направлении с использованием занятий по патриотическому воспитанию и возможностей нашей зарубежной пропаганды были просто каплей в море фактических потребностей. Сознание и души немецкого народа оказались буквально без руля и ветрил перед обрушившимся на него ураганом разнообразных впечатлений. Сбитые с толку и ослепленные подстрекательскими речами, немцы погнались за несбыточной мечтой. А потому они приняли сторону тех, кто в силу собственного заблуждения или преступного умысла поманил их обещаниями исполнить давние страстные желания, и не стали слушать государственных мужей, которые, разглядев истинную подоплеку опасных затей и движимые любовью к земле отцов, постоянно призывали народ напрячь все силы во имя будущего Германии. И подумать только! Именно этих достойных государственных мужей заклеймили как «поджигателей войны», хотя они всеми фибрами души стремились к скорейшему прекращению кровопролития.

В августе 1914 г. вся немецкая пресса дружно и горячо отстаивала необходимость оборонительной войны и, обосновывая свою позицию, использовала прекрасные слова. К сожалению, позднее часть журналистов изменила свои взгляды. Они не желали понять, что и нашу оборонительную войну можно закончить только одолев противника на поле брани, а не за столом переговоров, если мы не хотим стать жертвой унизительных условий капитуляции. Как у правительства и населения, у этой части прессы идея примирения отодвинула на задний план всякую мысль о победе над врагом, требующей огромного напряжения сил всего немецкого общества, и без того переживавшего великие тяготы. Многие известные печатные органы превратились в глашатаев нового, основанного на взаимопонимании наций, миропорядка. Они резко критиковали прежде всего тех, кто не верил в миролюбие противника, ежедневно видел его стремление любыми средствами ослабить Германию, кто поэтому считал необходимым сохранять меч острым, а руку, его держащую, сильной. Часть массовых печатных изданий внушала и еще одну точку зрения: мол, разрешить вооруженный конфликт чисто военным путем, т. е. только уповая на оружие, невозможно. А раз так, то зачем сражаться, если без этого можно одержать верх или отвести угрозу поражения? Неужели эти господа не могли понять, как должен чувствовать себя солдат, вдали от родины, семьи и хорошего заработка постоянно подвергающий себя опасности, когда ему нашептывали, что все его страдания бесполезны и напрасны? Выдумывались разные теории, будто бы способные осчастливить человечество, грезилось о далеком будущем. При этом забывали о трудном настоящем и не думали о мучительных переживаниях солдата, идущего на смерть.

Под впечатлением от увиденного и услышанного я в декабре 1916 г. обратился к рейхсканцлеру с предложением: учредить при имперской канцелярии специальную должность для унифицированного руководства прессой по всем вопросам. Как мне представлялось, рейхсканцлер назначает подчиненное лично ему ответственное лицо, наделенное обширными полномочиями, для направления деятельности гражданских печатных органов в тесном взаимодействии с пресс-службами военного министерства, адмиралтейства и министерства иностранных дел. Рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег мое предложение отклонил.

Единое руководство прессой помогло бы вновь сплотить немецкий народ, устранить все, что его разделяло. Агитацию следовало сделать более понятной и доходчивой, проникающей в самую душу. Дополнять ее должны были бы выступления авторитетных государственных деятелей, известных ученых, а также устная пропаганда. Каждому немцу, мужчине или женщине, нужно было ежедневно напоминать, что означает для Германии поражение в этой войне, используя для этого также изобразительное искусство и возможности кино. Красочное описание ожидающих нас несчастий подействовало бы сильнее любых призывов, устных или письменных, к примирению и взаимопониманию, и заставило бы выбросить из головы всякие мечты о возможных приобретениях. И что важнее всего: такой подход к агитации и пропаганде предотвратил бы страшную беду и приблизил мир.

Связь ОКХ с газетами осуществлялась через отдел печати военного министерства, сформированный в октябре 1915 г. на базе некоторых служб Генерального штаба, в задачу которых входил просмотр немецких и зарубежных ежедневных печатных изданий и осуществление цензуры. В 1917 г. был создан особый орган, ведавший патриотическим воспитанием населения.

Доминирующее положение военного отдела печати обуславливалось строгой дисциплиной, высокой квалификацией его сотрудников и, не в последнюю очередь, отсутствием единого имперского руководящего звена. На фронте все большее значение приобретали армейские газеты.

Военные корреспонденты крупных немецких газет были аккредитованы при фронтовых пресс-бюро на Западе и Востоке и, насколько позволяла обстановка, снабжались самой свежей и обстоятельной информацией о положении дел в войсках. Кроме того, ход военных действий подробно освещали некоторые известные писатели. Главная служба цензуры обеспечивала надзор за прессой на территории Германии и следила за неукоснительным соблюдением цензурных предписаний ОКХ. Эта служба была сформирована Генеральным штабом в начале войны в порядке самопомощи, и ее подчинение ОКХ нельзя назвать удачным. Всякая цензура вызывает недовольство, и это недовольство выражалось все громче и громче по мере того, как ширились пацифистские настроения, а у политических движений внутри страны росла уверенность, что официальные лица преднамеренно стесняют свободу их деятельности. ОКХ это очень огорчало. К сожалению, военный министр в 1917 г. отказался включить главную цензурную службу в состав своего ведомства.

Действенная пропаганда должна опережать ход развития политических событий. Еще до претворения важных политических шагов в жизнь она должна убедить международную общественность в их целесообразности и правомерности. Мы жее не уделяли пропаганде за рубежом должного внимания. Осуществленные с неожиданной внезапностью наши политические мероприятия показались миру спонтанными и чрезмерно жесткими. А этого легко избежать, если заблаговременно позаботиться об исчерпывающих разъяснениях.

Еще до войны у нас не только отсутствовало всякое желание вести активную пропагандистскую работу, но не было для этого и нужных средств. Мы не располагали разветвленной сетью зарубежных информационных агентств, оснащенных телефонной связью и радиостанциями. У нас не было и крупной авторитетной газеты, приверженной национальной идее и пользующейся влиянием за границей наподобие английской «Таймс» или французской «Темпс». Газеты, из которых иностранцы черпали сведения о Германии, давали одностороннюю и искаженную картину характера и образа мыслей немцев и положения в стране.

Беседуя с многочисленными ведущими государственными и политическими деятелями, я мог воочию убедиться, насколько распространено недопонимание необходимости именно во время войны действенной пропаганды притягательных для масс и жизнеспособных идей. Правительство же проявляло в данном вопросе нерешительность и колебания, так и не уразумев всей полезности этого мощного средства борьбы. Данный способ воздействия на умы людей отвергали на том основании, будто он груб и навязчив, хотя умелая пропаганда обычно неназойлива и проникает в подсознание незаметно. Ссылка на правое дело, которое якобы не нуждается в доказательствах и уговорах, беспредметна; у нас были все основания предпринять что-то конкретное: не только оправдываться и защищаться от нападок наших противников, но и самим атаковать. Только использовав против врага его же оружие, мы могли выстоять в этой гигантской схватке народов и победить.