«Будь я проклят, — сказал Энди. — Это напоминает рекламу подгузников».

«О’кей, — сказал Ник. — Слушайте. Прямо сейчас на экране вы увидите спокойную, мирную сцену, которая будет сопровождаться тихой, расслабляющей музыкой. Это нужно для того, чтобы выявить ваши базовые физиологические показатели, относительно которых мы будет потом отсчитывать уровень возбуждения.

Но в какой-то момент где-то в течение следующих шестидесяти секунд изображение, которое вы видите сейчас, изменится, и вы увидите на экране совершенно другую картину. Это будут картины жестокости. Тошнотворные. Наглядные и тревожные.

Во время просмотра этих изображений монитор будет отслеживать изменения в вашем сердцебиении, электропроводимости кожи и активности ЭЭГ. Эти показания будут сравниваться с данными в состоянии покоя, которые записываются сейчас. Есть какие-нибудь вопросы?»

Мы с Энди покачали головами.

«Довольны?»

Мы кивнули.

«Прекрасно, — сказал Ник. — Ну, поехали».

Он скрылся, оставив нас с Энди наслаждаться рекламой подгузников. Результаты, полученные позже, показали: когда мы стали ждать, что что-то должно произойти, наши физиологические показатели были довольно схожими. И у меня, и у Энди пульс существенно участился в предвкушении того, что должно произойти, по сравнению с показателями в состоянии покоя.

Но когда Ник потянул за рычаг или что он там сделал для смены декораций, где-то в мозгу Энди щелкнул главный выключатель.

И неожиданно в игру вступил холодный как лед боец SAS. Пока на экране перед нами сменялись живые, красочные картины расчленения, нанесения увечий, пыток и казней (изображения были настолько живыми, что Энди позже признавался, что «почувствовал запах крови» — тот «тошнотворный сладкий запах, который ты никогда не забудешь») в сопровождении не первоначальной эмбиент-музыки для спа-салона, а воя сирен и шипящего белого шума, физиологические показатели Энди стали меняться в противоположном направлении. Пульс начал замедляться. Кожно-гальваническая реакция ослабевала. А показатели ЭЭГ быстро и резко ослабли.

Фактически к тому моменту, когда представление закончилось, все три физиологических показателя Энди были ниже базового уровня.

Ник никогда не видел ничего подобного. «Это выглядит так, как будто он специально готовился к таким вещам, — сказал Ник. — А когда перед ним, наконец, встала эта задача, его мозг неожиданно отреагировал на нее выбросом жидкого азота в кровь, который выморозил все ненужные удручающие эмоции и погрузил Энди в глубокое состояние экстремальной ситуации и беспощадной сосредоточенности».

Ник покачал головой, явно пребывая в затруднении. «Если бы я сам, лично, не снял эти показания, я бы просто глазам своим не поверил, — продолжил он. — Хорошо, что я никогда ранее не тестировал спецназовцев. И возможно, стоило бы ожидать слабого снижения показателей. Но этот парень полностью контролировал ситуацию. Он настолько настроился на нее, что казался полностью выключенным».

Как раз это и обнаружил Боб Хэер: данные были настолько странными, что было непонятно, откуда они взялись.

Мои же результаты не впечатляли. Мои физиологические показатели резко взлетели вверх. Точно так же, как у Энди, они подскочили выше базового уровня, когда я сидел в ожидании побоища. Но на этом сходство заканчивалось. В разгаре битвы они пошли не вниз, как у Энди, а вверх по экспоненте.

«Ну, по крайней мере это показывает, что все оборудование работает нормально, — заметил Ник. — И что ты нормальный человек».

Мы разом взглянули на Энди, который болтал с аспирантами Ника, обступившими мониторы. Бог знает, что они подумают о нем. Они проанализировали данные Энди — а ему так щедро смазали голову гелем для электродов, что больше всего он напоминал Дона Кинга[39]в аэродинамической трубе.

С другой стороны, я все еще был в шоке после некоторых увиденных кадров. Меня тошнило. Я испытывал тревогу. У меня дрожали колени. Да, как отметил Ник, на экране радара я выглядел нормальным человеком. Иглы самописцев и цифры могли подтвердить мое душевное здоровье. Однако я определенно не чувствовал себя нормальным, когда сжался в углу забитой аппаратурой комнатушки, глядя на цифры на экране компьютера.

Различие наших профилей приводило в замешательство. Если моя электроэнцефалограмма напоминала панораму Нью-Йорка — типичный городской ландшафт с остроконечными высотными зданиями, то данные Энди изображали рельеф курорта для гольфа с пологими холмами на одном из вылизанных островков посреди Индийского океана. Однообразно. Компактно. Отражение нездоровой и жуткой симметрии.

«Это тебя не заставляет ни в чем усомниться? — Я повернулся к Нику. — А что в этом нормального?»

Он пожал плечами и перезагрузил компьютер.

«Может быть, ты сможешь в этом разобраться».

Усталый и отмытый от геля, Энди отбыл в роскошный деревенский отель, где я позже должен был присоединиться к нему для проведения опроса. Но только после того как я снова пройду сквозь строй во время второй фазы эксперимента. Во время которой с помощью «превращения в психопата» мне снова придется услышать щелканье хлыста. Вторая серия увечий, изуродованной плоти и разлившейся крови. Но на этот раз я буду воспринимать все это на свежую голову — в буквальном смысле, благодаря лекарству, которое изобрели Ахмед Карим и Лиана Янг во время своих «злодейских» экспериментов по изменению морали, — дозе ТМС.

«Твое превращение в психопата точно закончится? — смеялся Энди, приглаживая растрепанные волосы. — Хозяин отеля определенно не захочет, чтобы у него в баре ошивались два психа».

«Воздействие ТМС должно пройти примерно через полчаса, — объяснял Ник, усаживая меня в модифицированное стоматологическое кресло, оснащенное подголовником и ремнями для лица и подбородка. — Можешь представить себе ТМС в виде электромагнитной расчески, а мозговые клетки — нейроны — в виде волос. Все, что сделает ТМС, — это уложит эти волосы в определенном направлении, создаст временную нейронную прическу. Которая, как и любая прическа, если ты не будешь поддерживать ее, быстро придет в естественное состояние».

Лицо Энди застыло. Что за черт? Это лаборатория или парикмахерский салон?

Ник усадил меня в кресло зловещего вида и похлопал (слишком успокаивающе, на мой взгляд) по плечу. К тому моменту, когда Ник закончил привязывать и прикручивать меня к креслу, я выглядел как Ганнибал Лектер в одной из оптик Specsavers. Ник разместил катушки ТМС, которые напоминали рукоятку гигантских ножниц, в средней части моего черепа и включил аппарат.

Сразу же возникло ощущение, что какой-то маленький чокнутый шахтер прокладывает шахту вглубь моей головы, пользуясь геологическим молотком. Не могу сказать, что это причиняло боль, но мне не хотелось бы, чтобы он начинал свою работу, причем уже в самом начале его нейронно-минералогических изысканий.