На тот момент, когда я познакомился с Джорджо Мородером в отеле «Сент-Моритц», мы уже сотрудничали, но он об этом еще не знал. Я выпустил во Франции сравнительно успешный альбом одной американской певицы, который он выпустил в соответствии с новым, крайне настоятельным предложением директора «Дженерал Мьюзик» Жака Арнуля, в рамках которого мне уже пришлось иметь дело с Риккардо Коччанте и саундтреком Эннио Морриконе к фильму «Меня зовут Никто». Альбом, который я выпустил, назывался «The Hostage» и из-за мрачных текстов не пользовался популярностью у большинства британских радиостанций. Что же до самой певицы, то это была крупная женщина, в прошлом модель, откуда-то из Африки. Ее звали Донна Саммер, и мир пока что смутно догадывался о ее существовании.

Благодаря такому сотрудничеству и одинаково хорошим навыкам катания на лыжах мы с Джорджо очень сдружились за время, проведенное в швейцарских горах. Джорджо был человеком приятным, и в его компании можно было отдохнуть в прямом смысле этого слова, в отличие от людей, в обществе которых я обычно пребывал. Он был уравновешенным человеком, который не пытался еженощно загубить себя всеми возможными способами. А когда все свое время проводишь в компании неугомонных рокеров, в образе жизни такого человека начинаешь видеть что-то умиротворяющее, словно возвращаешься к цивилизации после увлекательного путешествия в последние круги ада.

Встреча с Джорджо была вдвойне удачной, потому что на тех каникулах судьба как раз вынудила меня вести относительно благоразумный образ жизни. Судьба или, если быть точным, отсутствие познаний о растворимости кокаина. Я боялся, что швейцарские таможенники найдут в кармане мой скромный пакетик, и решил засунуть его в ботинок. Поначалу идея казалась мне гениальной, но очень скоро несколько мгновений эйфории, насыпанные в тот пакетик, потонули в потоотделении моих пяток.

Это событие меня обескуражило, ведь незадолго до этого я открыл новые достоинства окаянного белого порошка. На горнолыжном курорте Аворья мы с приятелями каждый вечер устраивали соревнования по игре в нарды. Я все время выигрывал и в какой-то момент начал задаваться вопросом о причинах моего успеха, в итоге определив, что именно та маленькая белая дорожка, которую я себе позволял после ужина, проясняла мой разум. Я ни в коем случае не превозношу этот пагубный наркотик, но надо признать, он является мощнейшим интеллектуальным стимулятором. До определенного момента… А затем и разум, и все остальное уходит в пятки.

В любом случае, я еще не перешел черту разумного потребления наркотика и без проблем мог обойтись без кокаина несколько дней. Я радостно предавался отдыху в компании того снежка, что лежал на лыжных трассах, а Джорджо, кажется, вполне удовлетворяли даже мои не подстегнутые кокаином интеллектуальные способности.

Дела у Джорджо шли в гору, но он еще был далек от того статуса легенды, который обретет позднее. Он выпустил несколько хитов как певец, например «Looky Looky» и «Son Of My Father», но этот успех нельзя было назвать ранним, потому что в то время Джорджо было уже 35 лет. В этом возрасте исполнители, конечно, еще не выходили на пенсию, но и премию молодого дарования года получить уже не имели шансов. Если вы хотите, чтобы в этом возрасте вас считали молодым, идите в министры или церковнослужители, а в музыке ваш срок годности выходит гораздо раньше. Возможно, именно из-за понимания, что время не ждет и что его вокальные способности ограниченны, Джорджо стал все больше времени уделять продюсерской деятельности и сочинительству. Отличная идея с его стороны, и я в самом скором времени получил тому убедительнейшее подтверждение.

Осенью Джорджо приехал ко мне в Париж с сопродюсером Питом Беллотом и привез новый плод сотрудничества с Донной Саммер, одну из тех песен, после которых все сомнения улетучиваются. С первого же прослушивания я понял, что ко мне в руки попало нечто невероятное, не похожее ни на что ранее мной услышанное. Да, мы прощупывали мир музыки диско, подписав альбом «Brazil» группы The Ritchie Family, и понимали, что у данного направления появляется все больше поклонников, но то, что мне привез Джорджо, переносило в совершенно другое измерение.

Это были шестнадцать минут музыкального и не только экстаза. Под звуки мгновенно застревающего в голове назойливого грува Донна зачаровывала слушателя, вновь и вновь повторяя фразу — название песни, словно сирена, завлекающая Одиссея и его команду. Затем она добивала аудиторию несколькими оргазмическими стонами и вскриками. Фильм «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет» Сержа Генсбура с Джейн Биркин вдруг показался мне чрезвычайно пресным. Композиция называется «Love To Love You Baby», и, несомненно, это самая сексуальная из когда-либо выпущенных песен.

А также одна из самых длинных. Как-то раз на вечеринке президент лейбла «Касабланка» Нил Богарт дал послушать друзьям тогда еще заготовку этой песни. Восхищенные услышанным, они просили поставить ее снова и снова, и в конце концов Нил, уставший перематывать пленку, попросил Джорджо сделать версию подлиннее. Так что песня в ее финальном варианте появилась благодаря человеческой лени.

Такова история возникновения этой нескончаемой чувственной одиссеи, чьи звуки будут разжигать страсть на танцполах по всему миру. А в США они уже ее разжигали. С этого момента дискотеки начали оказывать на цифры продаж не меньшее влияние, чем радиостанции, и это была еще одна причина, по которой я не мог упустить такую песню.

Однако Джорджо не был дураком и прекрасно понимал, что держит в руках сокровище. Он был человеком слова, в чем я впоследствии убеждался не раз, но также он был дальновидным бизнесменом, который умел отстаивать свои интересы. И в этом был тысячу раз прав.

Вот только за свое детище он требовал невероятно много. Прекрасный торговец, Джорджо как бы по секрету сообщил мне, что аналогичные переговоры с лейблом «Каррьер», специализировавшемся на хитах, у которых не было будущего, продвигались крайне успешно. Хитрый ход, и он сработал. Я чуть с катушек не слетел от одной мысли о том, что альбом может достаться кому-то другому, так что предложил Джорджо встретиться на следующий день и продолжить разговор.

На всякого мудреца, как говорится, довольно простоты. Взволнованный новостью о переговорах Джорджо с «Каррьер», я решил непременно все разузнать и придумал для этого дьявольски хитрый план. Вечером за мной заехала Нану, чтобы вместе поужинать, и я попросил ее позвонить Жану-Марку Белю, директору международного отдела «Каррьер». «Позвони Жану-Марку и поздравь его, — произнес я. — А когда он спросит, по какому случаю, скажи, что ты слышала о его сделке с Джорджо и о том, что он подписал Донну Саммер». Нану выполнила все, как я просил, и оказалось, что ни о какой договоренности речи пока не шло. Какие-то контакты были, но Жан-Марк еще даже не рассказывал о них Клоду Каррьеру. В их организации ничего не делалось без одобрения босса, и если тот еще не был в курсе, то я мог со спокойной душой приступать к ужину. Хорошая попытка, Джорджо, но и мы не лыком шиты.

Уверенный в успехе, я подошел к следующему разговору с полным спокойствием и сделал Джорджо очень щедрое предложение, настояв на том, чтобы он принял решение как можно быстрее: приближались рождественские праздники, и было бы хорошо, если бы альбом вышел раньше. Мы скрепили договоренность рукопожатием, и тем же вечером Джорджо зашел поставить подпись под предварительным соглашением.