– У меня не было времени, я купила его в кулинарии.

Эрван выглядел озадаченным, но дуться перестал. Казалось, он вспомнил предложение Армель и прежде, чем осушить бокал, чокнулся с ней.

* * *

Как Алан и опасался, его посадили за стол между хозяйкой дома и тридцатипятилетней незамужней Алисой. С самого начала ужина она болтала и смеялась без остановки, пытаясь всеми силами привлечь его внимание. Красивая, элегантная и, в общем-то, довольно интересная, она могла бы ему понравиться, если бы он поминутно не вспоминал Маэ. Возможно, надо было пригласить ее как-то иначе? Наверное, он шокировал ее своей бесцеремонностью. Алан был разочарован, расстроен, и его грызла тревога за будущее их отношений. Будущее, на которое он надеялся и которого страшился.

Сидящая рядом с ним Алиса только что задала ему вопрос, который он даже не услышал, поглощенный своими мыслями, и ей пришлось повторить:

– Почему вы избрали своей специальностью стоматологию?

Его часто об этом спрашивали, это был любимый способ женщин завязать с ним разговор.

– Сначала из-за челюстно-лицевой хирургии. А потом мне очень понравилось иметь более длительные и личные отношения с моими пациентами, и тогда я окончательно сделал выбор между частной практикой в городе и работой в больнице. А теперь, с изобретением имплантатов, появилось много новых возможностей, и это меня вдохновляет.

Алан рассеянно произнес привычный для него ответ, но соседку это совершенно не смутило.

– Бросить государственную больницу и замкнуться в своем кабинете, разве это не значит лишиться доступа к техническим и научным достижениям?

– Совсем необязательно. Надо постоянно совершенствоваться, читать научные публикации, интересоваться прогрессивными технологиями.

– У вас есть на это время? Если у врача обширная практика, он вынужден подчиняться сумасшедшему графику. Я знаю, о чем говорю, мой отец был стоматологом!

Улыбаясь, Алиса становилась очаровательной. В начале вечера она рассказывала о том, чем занимается, но Алан уже забыл. В любом случае, по взглядам, которые она на него бросала, он видел, что нравится ей. И, может быть, она помогла бы ему немного забыть Маэ. Он вынужден был признать, что в этот раз очередная претендентка оказалась очень привлекательной, друзья его не подставили. Повернувшись к ней, он улыбнулся совершенно искренне.

* * *

Армель была на высоте: благодаря ей, ее неиссякаемому задору, ужин проходил очень приятно. Цесарка со сморчками чрезвычайно понравилась Эрвану, который постепенно смягчился, хотя и не без помощи шампанского. Он перестал со злобой смотреть на Артура, разговаривая с ним так, как разговаривал бы с любым ребенком.

Когда настало время разворачивать подарки, он казался немного смущенным тем, что купил только большую коробку шоколадных конфет для дочери. Маэ представила это так, что конфеты – вклад отца в праздник, и поставила их на стол.

Что касается Артура, то он пришел в восторг от радиоуправляемого автомобиля, подаренного Маэ, и от большого плюшевого щенка Армель. Зато коробка с настольными играми – подарок матери – оставила его равнодушным. Маэ подумала, что Розенн не хватает здравого смысла, если она дарит своему совершенно одинокому ребенку игры, для которых требуется несколько участников. Но Эрван неожиданно объявил, что согласен в ближайшие дни сыграть несколько партий.

В половине первого ночи Армель горячо поблагодарила Маэ и уехала. Маэ отвела Артура в маленькую комнату, которая на ближайшую неделю стала детской. Вообще-то комната служила кладовкой и одновременно бельевой, но Маэ освободила ее от коробок и гладильной доски и поставила раскладушку. Она достала простыни с изображением зверей, которыми пользовались, когда она была еще подростком, и несколько старых книг, подходящих десятилетнему ребенку. Маэ чувствовала себя с Артуром неловко, однако перестала замечать его сходство с Ивоном и видела в нем просто мальчика.

– Если ты боишься темноты, можешь не выключать лампу. А моя комната по другую сторону коридора, прямо напротив тебя.

В своей поношенной пижаме, с чересчур короткими рукавами, и с плюшевым щенком, которого он крепко прижимал к себе, мальчик выглядел совершенно беззащитным.

– Спокойной ночи, Артур, – сказала Маэ, целуя его в лоб.

Тихонько закрыв дверь, она пошла в свою комнату. Она так устала, что готова была броситься на кровать, не раздеваясь. С самого раннего утра, проведенного на портовом рынке, у нее не было возможности передохнуть. И она испытывала странную грусть из-за мальчика, которого почему-то согласилась взять к себе; из-за отца, резко стареющего от Рождества к Рождеству; из-за доброты Армель, потрясшей ее; и особенно из-за звонка Алана, приглашение которого она с сожалением отвергла.

Убедившись, что у нее нет новых сообщений, она положила телефон на ночной столик. Зато на подушке ее ждал небольшой сверток. Заинтригованная, она развернула его и обнаружила цепочку с кулоном в форме сердца. Под ним лежала записка от отца, нацарапанная его дрожащим почерком: «Я подарил его твоей матери на наш десятилетний юбилей, а теперь он принадлежит тебе».

Маэ почувствовала, как в глазах защипало от слез. Эрван не стал класть свой подарок под елку, может быть, из-за присутствия Артура и Армель. Маэ была уверена, что, кроме пары сережек, которые она унаследовала, у матери больше не было драгоценностей. Она хорошо помнила этот кулон, потому что часто видела его на матери в вырезе блузки, но никогда не задавалась вопросом о том, где он теперь, полагая, что мать похоронили вместе с ним. А оказывается, отец хранил его все эти годы, а сегодня решил подарить ей. Почему? Чувствовал приближение смерти? Или просто хотел в этот раз сделать дочери хороший подарок, не имея на это возможности? Его пенсия бывшего рыбака-судовладельца была смехотворной; у него не было денег, и он ничего не получал от компании. Себе Маэ назначила небольшую зарплату, удовлетворяющую ее скромным потребностям, а всю полученную прибыль вкладывала в бизнес. До сих пор она не думала о том, что отец может нуждаться в деньгах, потому что сам он никогда не говорил об этом. Наверное, ей надо было предложить самой? Только не станет ли он капризничать еще больше? Она вспомнила о деньгах, данных в долг Розенн, которые она, конечно, никогда не увидит. Но все-таки Розенн с сыном испытывали острую нужду, и, хотя Маэ буквально выкрутили руки, не стоило жалеть о добром поступке.

Она взяла кулон и подошла к зеркалу. Украшение ей очень шло, и она решила носить его в память о матери. Полностью раздевшись, Маэ начала придирчиво рассматривать свое лицо и фигуру. Алан утверждал, что она красива, но это было не так. Милая, стройная, но совсем не «восхитительная» – как он выразился. Интересно, он расточал такие комплименты всем своим подружкам?

Она надела халат и, невзирая на усталость, решила принять душ. Горячая вода снимет напряжение и прогонит мрачные мысли. Нельзя грустить в рождественскую ночь. Несмотря на ужасную погоду, рыбалка в декабре прошла удачно, моряки были почти довольны, траулеры исправно выходили в море, словом, дела обстояли неплохо. И впереди было будущее. Тридцать лет – прекрасный возраст, когда все возможно!