– Приятно с вами познакомиться. Женевьева все время о вас рассказывает.

Ее кожа была холодной и сухой, словно трава, слишком долго лишенная дождя. Харпер едва коснулась моих пальцев и тут же убрала руку.

– Я тоже рада познакомиться. Мне очень нравится общаться с Женевьевой.

– Не сомневаюсь. – Харпер повернулась к дочери: – Иди умойся, вымой руки и переоденься в домашнее платье, только не в розовое, пожалуйста. Мы с твоим отчимом ждем к ужину гостей, они будут здесь через час. Мне бы хотелось, чтобы ты открыла им дверь, когда они приедут.

– Да, мэм, – сказала Джиджи, которая выглядела гораздо подавленнее, чем обычно.

Она попрощалась со мной и медленно пошла в прихожую.

Я уже прощалась с хозяйкой, когда Джиджи снова вбежала в дверь.

– Элли! А как же подарки на день рождения? Вы не могли бы их завернуть в красивую бумагу?

– Конечно. Не уверена, что справлюсь с большим пакетом, но что-нибудь придумаю. С книгой все гораздо проще. А ты напиши, пожалуйста, поздравительную открытку.

– Спасибо! – Джиджи радостно улыбнулась и снова скрылась в доме.

– Она говорит о дне рождения Финна?

– Да. Я водила ее сегодня за покупками.

На лице Харпер появилось неприкрытое раздражение.

– Слава богу, я была от этого избавлена. И что же она ему купила?

– Книгу по астрономии и телескоп. – Я, конечно, и не думала признаваться ей, что идея насчет телескопа принадлежит мне.

– Значит, телескоп. А откуда у ребенка деньги на такой дорогой подарок?

– Мисс Жарка дала. Но мы не потратили всю сумму. У меня есть бывший одноклассник, который держит магазин подержанных вещей на Маркет-стрит. Последний раз, когда я там была, у него на витрине стоял телескоп, и я надеялась, что он еще не продан.

– И вам повезло?

– Да.

Теперь она смотрела на меня с большим интересом, поэтому я сделала шаг назад, показывая, что тороплюсь уйти.

– Женевьева сказала мне, что вы выросли на Эдисто. Это правда?

Я кивнула.

– Я жила там до семнадцати лет, а потом мы переехали в Северный Чарльстон, где сейчас и живем.

– Понятно. А где вы научились играть на фортепьяно?

Я посмотрела на нее с удивлением.

– Откуда вы знаете, что я играю на фортепьяно?

– Финн как-то упоминал об этом. – Она продолжала изучающе смотреть на меня.

– Меня отец научил.

Она нахмурила брови.

– И при этом Финн считает, что вы достаточно квалифицированы, чтобы учить музыке нашу дочь. – Это не был вопрос.

Я почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– Мой отец был великолепным музыкантом и прекрасным учителем. Я уверена, что смогу научить Женевьеву основам игры на фортепьяно.

– Это была его идея или ваша?

Я изо всех сил старалась, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно.

– На самом деле это была идея мисс Жарка.

Любопытство в глазах Харпер сменилось холодом.

– Не понимаю, почему Финн считает, что она должна учиться музыке. По-моему, занятий танцами вполне достаточно.

Я хотела как можно скорее закончить этот разговор, но ей явно хотелось оставить последнее слово за собой. Или, может быть, ей было одиноко и просто нужно было с кем-то поговорить? Не успела я открыть рот, чтобы возразить, как она продолжила:

– У Финна явно какая-то романтическая привязанность к фортепьянной музыке. Я думала, это он унаследовал от тетушек, которые обе были неплохими пианистками, но Финн однажды признался мне, что когда был еще совсем мальчишкой и жил на Эдисто, он несколько часов подряд слушал, как кто-то играл на пианино в каком-то там домишке, а он стоял под окнами и глядел на звезды. Когда я познакомилась с ним, он описывал мне этот случай, словно мистический опыт. Что на самом деле смешно – его могли до смерти закусать москиты, и каким же гениальным должен быть исполнитель, чтобы слушать его часами?

– Действительно, смешно, – повторила за ней я и сама поразилась тому, как неожиданно уверенно прозвучал мой голос. Я прошла по веранде к двери, намереваясь как можно скорее покинуть этот холодный дом. – Было приятно с вами познакомиться.

– Спасибо, что привезли Женевьеву. Я рада, что она купила Финну телескоп. Может быть, он будет возиться с ним и забудет об уроках пилотажа.

Я резко остановилась и вопросительно взглянула на нее.

– Об уроках пилотажа?

Харпер небрежно махнула рукой, словно отгоняя надоедливую муху.

– Когда Женевьева была совсем малышкой, он мечтал научиться водить самолет и даже начал брать уроки пилотажа. Но это продолжалось недолго. А теперь он время от времени говорит, что хочет возобновить занятия. Слава богу, этого пока не произошло. Ведь он сейчас уже не прежний молодой человек без серьезных обязанностей. – Харпер издала короткий смешок. – Но мужчины ведь никогда не взрослеют, верно?

– Мне сложно сказать, – ответила я, а затем повернулась и направилась к машине. Я долго сидела с включенным мотором и старалась выбросить из головы голос жены Финна. Я думала о том, что только что услышала. Интересно, зачем он вообще рассказал ей о той ночи у прибрежных болот? И почему оставил мечту о полете в небо?

Когда из кухни снова донеслись громкие проклятия, за которыми последовал грохот сковородок, я бросила многозначительный взгляд на мать, сидевшую напротив меня за столом. Я опустила глаза на шитье, в глубине души радуясь пробуждению прежней Элеонор. После того как она стала постоянно ездить на Эдисто, эти проблески происходили все чаще и чаще.

– Чем это она там занимается? – уже в третий раз спросила мать.

Я снова посмотрела на нее, гадая, осознает ли она, что уже не первый раз задает этот вопрос.

– Она печет торт «Добош». Это венгерский слоеный торт. Видимо, его очень сложно готовить.

Мои слова прозвучали под новый грохот сковородок.

– Никогда не слышала такого названия, – сказала мать, склоняясь над кроссвордом. Она битый час пыталась разгадать его, но пока там было выведено карандашом только три слова. Ей следовало бы пользоваться очками, но я буду последним человеком, кто ей это предложит, – себе дороже.

– Она хочет сделать сюрприз мистеру Бофейну, в субботу у него день рождения. Они будут праздновать его на Эдисто в обществе двоюродной бабушки мистера Бофейна, которая родом из Венгрии. Элеонор решила, что ей должно понравиться лакомство, которое напомнит о доме. – Я замолчала, понимая, что мать меня не слушает.