Элизабет увидела стоящего на набережной Эмриса Макферсона. Он разговаривал с капитаном корабля.

– Неужели и он тоже?

Джозеф проследил направление ее взгляда.

– Никто в точности не знает. Дело в том, что глава клана, старший сын – Александр Макферсон, Алек, недавно женился на сестре шотландского короля, и ему теперь не до того, чтобы плавать по морям и пиратствовать. Значит, остаются только два брата, у которых руки развязаны, – это Эмрис и Джон. Джон самый младший из братьев. Эмрис и Джон в юности плавали с отцом и знают это дело досконально. Но после того, как я узнал, что Эмрис – это и есть барон Роксбург, то я больше склоняюсь к младшему. Дело в том, что, по слухам, барон Роксбург несметно богат, у него несколько замков по всем королевствам, и золото он не считает, так что получается, что пиратствовать ему вроде бы незачем. Хотя ничего нельзя сказать с уверенностью.

– Но почему? – Она удивленно обернулась к Джозефу.

Джозеф вдруг улыбнулся совсем по-мальчишески:

– Дело в том, что Макферсоны слишком долго были легендой. Их имена вплетены в историю Шотландии. Никому не хочется, чтобы легенда просто так испарилась, исчезла в никуда. Кому не захочется рассказать своим детям, что он знавал знаменитого Макферсона! А кроме того, все моряки обожают истории про пиратов. Ну, конечно, те из них, кто остается в живых.

Элизабет почему-то пробрала дрожь, когда она проследила за ним взглядом.

Эмрис шел по набережной. Поверх обычного шотландского наряда на плечи был наброшен широкий черный плащ, развевавшийся у него за спиной, подобно грозовому облаку. Длинные светлые волосы трепал немилосердный бриз. Он двигался легкой и стремительной походкой – действительное воплощение романтического образа – сильный, решительный, загадочный!

Пират? Возможно, что и не только…

Из глубины каюты доносились приглушенные всхлипывания.

Они уже несколько часов находились на корабле, но Элизабет только недавно покинула общество супругов Барди, прогуливающихся по корме, с тем чтобы отыскать Мэри. Ее никто не видел с тех пор, как она поднялась на судно.

Элизабет вошла в полутемную каюту. Промасленный фитиль, вставленный в жестяную банку, сильно чадил. В дымном полумраке трудно было что-либо разглядеть. Наконец она различила очертания фигурки, лежащей лицом вниз на жесткой деревянной скамье в глубине каюты.

Плечи Мэри вздрагивали. До Элизабет доходили тихие, едва слышные всхлипывания. Элизабет присела на краешек скамьи и осторожно погладила Мэри по плечу. Та тут же обернулась и прижалась к сестре.

Теперь, почувствовав себя в теплых и дружеских объятиях, она расслабилась и, не сдерживаясь более, громко зарыдала. Элизабет вряд ли могла чем-либо утешить ее, поэтому она просто мягко покачивала ее на своих коленях, будто маленького ребенка, временами прижимая покрепче к себе.

– Ненавижу себя! Просто ненавижу! – горько всхлипнула Мэри. – Я – дурная! И все знают это. Все-все! Я же вижу – они шарахаются от меня как от чумы!

Мэри крепко обняла сестру, давая волю слезам. Элизабет с некоторым усилием приподняла заплаканное личико Мэри и заглянула ей в глаза.

– Тебя кто-то обидел? Ты услышала, как о тебе говорили что-то плохое? – В ее голосе послышались грозные нотки. – Я никому не позволю оскорблять тебя!

Мэри горестно покачала головой.

– Нет, Элизабет, нет! Совсем не то, что ты думаешь! Это я сама, я сама все сделала собственными руками!

Слезы вновь покатились по ее щекам.

– И ты не обязана исправлять то, что я сделала!

Элизабет, пораженная, взирала на Мэри, не веря своим ушам. Впервые в жизни она слышала от сестры подобное признание. Нет, этого не может быть. Наверное, случилось что-то серьезное.

– Мэри, что произошло? Что случилось?

– О! Ты не представляешь себе, как бы я хотела опять стать маленькой девочкой – чистой и невинной! И прожить заново свою жизнь! Тогда я могла бы сейчас быть свободной… Могла бы выбрать… любовь.

Мэри замолчала, вперив взгляд в стену, наблюдая за бесконечной игрой света и тени. Лицо ее приняло какое-то отстраненное выражение, как будто она впала в транс. Элизабет с тревогой пощупала ее лоб. Нет, жара нет. Напротив, лоб холодный, да и руки ледяные. Элизабет взяла шерстяное одеяло и заботливо укутала Мэри.

Может быть, это очередной приступ болезни? У нее так давно не было никаких болезненных приступов, что они успокоились и поверили, что организм Мэри окончательно справился с заразой. Элизабет обеспокоенно подумала, не приведет ли ее поспешное решение отправиться немедленно в Шотландию к ухудшению здоровья сестры. Ей стало нехорошо при мысли о том, что, возможно, долгая утомительная дорога может оказать на Мэри губительное воздействие. Элизабет крепко сжала ее руки, пытаясь согреть их своим теплом.

– Ты могла видеть меня. Это было так глупо! Я стояла там, на набережной.

Элизабет молча слушала.

– Он приближался ко мне. Он был уже близко от меня. Я видела, он не отрывал от меня глаз. Плащ за спиной трепетал на ветру, но он, казалось, не замечал этого. Мне показалось на секунду, что все вокруг как бы растворилось, остался только он. Я знала, что он подойдет и скажет…

Мэри опустила глаза.

Элизабет почувствовала, как в сердце закрадывается горечь. Ей навстречу пришла боль. Тяжелая тупая боль.

– Он остановился. Совсем рядом. Я подняла голову, посмотрела на него – и… ну, я почувствовала себя как девчонка, которая краснеет и бледнеет при первом свидании. Понимаешь? Сердце отчаянно колотилось, в висках стучало. Только в тот момент я поняла, что никогда раньше никого не любила.

Элизабет стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.

– Он просто стоял и смотрел на меня, слегка улыбаясь. Я почувствовала, что интересна ему, что он ищет моего общества. Я уже давным-давно не испытывала такого ощущения. Просто от одного его взгляда, понимаешь? Как будто он ниспослан мне богом, чтобы разбудить что-то дремавшее в моей душе или умершее, не знаю. И тут…

Элизабет не решалась поднять глаза на сестру. Она сидела застыв, не шелохнувшись, безмолвно ожидая продолжения.

– И тут его окликнули. Его позвал сэр Эмрис Макферсон, и они вместе ушли.

Элизабет смогла наконец расцепить руки и свободно вздохнуть.

– Так ты о Гэвине Кэрре!

Мэри мечтательно смотрела куда-то в пространство.

– Да, это был он. Он так и не произнес ни слова. А я…

Слезы опять выступили у нее на глазах. Она плакала беззвучно и безутешно. Элизабет вновь обняла сестру, пытаясь успокоить. Да, конечно, у Мэри было множество любовников, что и говорить. И во Франции, и во Флоренции. Но она не помнила ни одного случая, когда Мэри была бы столь расстроена, столь безутешна. Даже когда выяснилось, что ребенок, которого она родила, – девочка, и таким образом рухнули все ее безумные надежды на благодарность Генриха.