– Но кто? И за что? Как это вообще получилось?

– Ох! В ту неделю у нас в поселке неспокойно было. Инкассатора, который зарплату для рабочих на торфяники привозил, ограбили. Все так одно с другим и совпало. И ограбление, когда в поселке милиции полно было. И смерть Матрены. И исчезновение батьки вашего.

– И что же? Его не искали?

– Искали, конечно. Только живого не нашли, тело только.

– А те, которые инкассатора ограбили? Их нашли?

– Тоже нет. Только сдается мне, что в болоте утопли они. Туда, сказывают, следы их вели. А там трясина, даже в самую жару опасно ходить. А уж весной или осенью и подавно. Много раз случалось, что грибников засасывало. Но это городские. А бывало, что и местные в трясину попадались. Что ни год, люди у нас пропадали.

– А у инкассатора много денег украли?

– Поговаривали, что десятки тысяч.

– Так много?

– А вы как думали? Зарплата рабочим да служащим. А в те времена у нас тысячи людей работали. Если всех вместе посчитать, да квартальные прибавить, так оно и выходит. Кто-то здорово руки на этом дельце нагрел. Только мне не до того было. У меня своя беда была, личная. Дочка погибла. И внучки сиротами остались.

– А милиция разобралась, кто ее убил? Версии были?

– Версия одна была. Что те, кто инкассаторов ограбил, из наших мест никуда не подались, а тут где-то и спрятались. Искали их долго. Вся округа оцеплена была. Только те хитрей оказались. Ускользнули из оцепления каким-то образом. А напоследок Матрену и порешили.

– Но за что?

– Ни за что! Следователь говорил, что, должно быть, она грабителям на пути попалась. Вот они ее и порешили, чтобы не выдала, в какую сторону они побегли. А потом и сами в болоте сгинули.

– Ужасно!

– Да уж, ясное дело, ничего хорошего, – вздохнула старушка. – Батьку вашего тоже они, я думаю, прирезали. Да еще били перед этим страшно.

– Зачем били?

– А бог их знает. Лихие люди. Им над другими поизгаляться одно удовольствие. Должно быть, батька ваш за Матрену заступиться хотел. Вот они ему сначала всю морду разбили, а потом уж и Матрену и его самого порезали.

И старушка замолчала, глядя на фотографию, с которой на нее смотрела живая еще дочь и ее непутевый зять. Но у подруг, в отличие от бабушки, которая давно смирилась с гибелью своих детей – дочери и зятя, – было по этому поводу еще очень и очень много вопросов. А вот ответов на них пока что не предвиделось.

И тут у Мариши зазвонил телефон. Она глянула на определитель номера. Смайл! Муж! Дорогой! Любимый! Наконец-то он ей звонит!

– Алло! – радостно воскликнула она в трубку. – Ты где? Ты уже прилетел? Ты дома?

– Это ты где? – услышала она в ответ недовольный голос мужа. – Я-то дома. Твоя мама тоже у нас. Она и Дину привезла. Сидим, тебя все трое ждем.

– Ой, не ждите, я попозже приеду.

– И когда это?

– Через час. Нет, через полтора. Ну, максимум через два.

– И где же ты сейчас находишься?

– Тут. Недалеко, – соврала Мариша.

– Где именно недалеко?

– Ну, в области.

– Ничего себе недалеко! – возмутился Смайл. – Когда же ты вернешься? Я соскучился! Приезжай!

– Знаешь что! – рассердилась в ответ Мариша. – Какой ты нетерпеливый стал! Два часа подождать не можешь. Я тебя дольше ждала! Не часы, а недели! Подожди теперь и ты меня немножко. Может быть, тогда хоть что-нибудь до тебя дойдет!

И очень гордая отпором, который она дала мужу, Мариша бросила трубку. Вот так вот! Сам болтается целыми неделями и даже месяцами неизвестно где, а стоило ей отъехать на какие-нибудь двести километров от города, как он уже ей втык норовит сделать. Не получится у него ничего!

Но все равно Мариша теперь чувствовала себя словно на иголках. Бабушка и Ритка поняли ее состояние.

– Муж звонил? Домой зовет?

– Звонил, – призналась им Мариша. – Зовет.

– Тогда надо ехать. Езжайте, внученьки, езжайте. Бог даст, еще свидимся.

– Мы обязательно приедем.

– Приезжайте! Только рада вам буду.

Проводить их старушка не смогла. От волнения у нее совсем не осталось сил. Поэтому она просто подсела к окну в окружении своих кошек и долго махала девушкам вслед.

Заговорили подруги не сразу. Вначале они ехали молча, думая каждая о своем. Мариша мысленно репетировала встречу с мужем. А Ритка копошилась в пожелтевших листках бумаги, которые Мариша прихватила из шкафа бабульки вместе с альбомом. И именно Ритка первой нарушила молчание:

– Знаешь, а эта Матрена была той еще штучкой.

– Что? – рассеянно откликнулась Мариша. – Ты это про кого?

– Про Матрену. Про дочь нашей старушки. Она была той еще штучкой.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что она от своего мужа гуляла направо и налево.

– А тебе откуда известно? Старушка ни о чем таком не упоминала.

Но Ритка в ответ лишь хитро улыбнулась и помахала в воздухе кипой пожелтевших страниц:

– Знаешь, что это такое?

– И что?

– Это дневник Матрены. И в нем она подробнейшим образом описывает, сколько водки она сегодня выпила и с какими парнями целовалась-миловалась.

– Да ты что? – изумилась Мариша. – Зачем?

– Наверное, это у нее было чем-то вроде хобби. Цыплаков любил карты, а Матрена любила хороший трах. И судя по этим записям, она себе в удовольствиях не отказывала.

– Ну и парочка, – покачала головой Мариша. – Один шулер, другая шлюха.

– Не обижай их. Цыплаков любил карты, а его жена мужчин. Такое встречается не так уж редко.

– Ты мне лучше скажи, как наш Паршавин стал вдруг Цыплаковым? Или это не он?

– Он. Когда мы с Никиткой бывали у дяди Бори дома, то я видела его ранние фотографии. Он это! Без сомнения – он.

– Ну я теперь уж и не знаю, как звать нашего покойника. Сначала мы думали, что он дядя Боря Кривко. Потом узнали, что он Цыплаков. А теперь выясняется, что ни то и ни другое, а третье. И что покойного на самом деле звали Паршавин! И что нам делать с этой информацией?

– Нам? Нам – ничего. А вот следователь должен ею заинтересоваться.

С этим Мариша была совершенно согласна. Конечно, должен. Еще бы ему не заинтересоваться. Ведь получается, что Паршавин выкрал у своего соседа-пьяницы Цыплакова его паспорт. И вместе с этим паспортом переехал в Питер, где и начал новую жизнь под новым именем, но с чужими документами.