— Николас, — отрывисто выкрикнула Софи. Она выгнула спину, конвульсивно сжимая его в себе.

Он больше не мог сдерживать себя. Тело его сотрясалось от наслаждения. Наконец он опустился на нее.

— Софи, — проговорил он, уткнувшись ей в шею. Он снова это сделал. Вместо того чтобы вовремя выйти из нее, он остался в ней. Что было с ним не так, если он терял над собой контроль во время близости с ней? С ним такого никогда не случалось с другими женщинами. Даже с его постоянными любовницами. Единственный раз, когда он забылся, случился с Мэгги.

Зная, что он, должно быть, придавил ее своей тяжестью и причиняет ей боль, Николас скатился с нее и лег рядом. Обняв Софи, он привлек ее к себе. Она положила голову ему на грудь.

— Софи, — тихо сказал он.

Она водила пальцем по его груди.

— Да?

— Нам действительно надо поговорить.

Рука ее замерла.

— И что же на этот раз мы должны обсудить?

— Может, начнем с твоего отца? — спросил он и убрал с ее лба упавшие на него темные завитки.

Софи покачала головой:

— Нет, эту тему лучше не поднимать.

— Я уже сам узнал все, что хотел.

Девушка приподнялась и посмотрела на него сверху вниз. Лицо ее исказилось мукой.

— Но это невозможно!

— Мое любопытство возбудил Сомертон. Слишком уж сильно он тебя опекает. Мне показалось, что приятель ведет себя с тобой как старший брат.

— Я уже говорила тебе, что он — мой давний друг.

Николас улыбнулся.

— Да, припоминаю. Но тебе не следовало упоминать, что ты знаешь, миссис Гриффон, — сказал он, проведя кончиком пальца по ее щеке.

— Она бы никогда не выложила тебе правду о моем отце.

Николас погладил ее по щеке.

— Дознаться было совсем нетрудно. Эта женщина работала всего на одного нанимателя, прежде чем появилась в моем доме. Так что, если бы ты не сказала мне, что она учила тебя, я бы считал, что она была гувернанткой только у Дженны.

Софи упала на подушки и закрыла лицо руками.

— Как я могла совершить такую глупость?

Он медленно отвел руки от ее лица.

— Ты ничего плохого не сделала. Просто порадовалась за Эмму — ведь у моей дочери такая хорошая гувернантка. Ты хотела, чтобы я знал, как мне повезло.

— Отец будет в ярости! — воскликнула девушка. — Может случиться, что я лишусь крыши над головой!

— Софи, я ни за что не проговорюсь об этом ни одной живой душе. — Он взял ее руку и поднес к губам. — И никогда не причиню тебе боль. Уж в этом можешь на меня положиться.

— Откуда я знаю, что тебе можно доверять? — прошептала она.

— Если не считать нашей первой встречи, случившейся при довольно пикантных обстоятельствах, когда я сказал тебе, что меня зовут Нико, я ни разу тебе не солгал. Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой.

— Я знаю твои секреты лишь потому, что обладаю определенными способностями, но не потому, что ты со мной делился ими.

— Ты знаешь их, потому что я позволяю тебе делать это. — Николас поцеловал ее в кончик носа. — Но ты не ведаешь всех моих тайн.

— Правда? — Софи перекатилась на бок. — Раскрой мне такую, о которой никто не знает. Только не о Жанетт, по тому, что эта тайна мне уже известна.

Николас отодвинулся, глядя в ее серые глаза. Они таинственно мерцали в неровном свете свечи. Тело его наполнялось теплом.

— Хорошо, но если об этом узнают, я буду вынужден требовать сатисфакции.

Она улыбнулась.

— Согласна.

— Я ненавижу крыс.

Она вскинула голову.

— Может быть, просто боишься?

Он закрыл глаза, вызывая в памяти те обстоятельства, что стали причиной его патологического страха перед этими отвратительными созданиями. Ни одной живой душе об этом он не рассказывал.

— Я ужасно боюсь этих мерзких тварей.

— Почему? — Она легонько водила пальцем по его лицу.

— Когда мне было девять лет, мы с братом Саймоном были в поместье в Котсуолдсе. Обследовали старый дом, который совсем развалился. Я прошел на середину комнаты, прогнившие доски пола подломились подо мной, и я провалился в грязный подвал. Там было черным-черно, и не было возможности отыскать лестницу.

— И там были крысы? — спросила она.

Николас кивнул.

— Саймон не мог найти никого, кто бы помог мне выбраться. Та часть дома, где была лестница, обвалилась, поэтому он не мог до нее добраться. Брат сказал мне, что побежит в усадьбу, в главный дом, и приведет помощь.

— И как долго его не было?

Николас зажмурился. Воспоминания были остро болезненными.

— Не из-за Саймона я просидел так долго в этой вонючей дыре.

— Тогда из-за кого?

— Из-за моего отца. — Николас зажмурился. Он так и не смог простить ему его жестокость по отношению к ребенку.

— Что?

— Когда мой отец узнал, что мы нарушили запрет и полезли в тот дом, он решил меня наказать. Я просидел в том подвале пять часов. И все время чувствовал, как рядом со мной по полу метались крысы, слышал, как они пищали.

— Но ты мог серьезно пострадать!

— Я знаю. Но к счастью, ничего плохого со мной не случилось. Отделался несколькими царапинами, которые получил при падении. И все же звуки, которые издавали те отвратительные создания, напугали меня до смерти.

Софи нежно поцеловала его.

— Ты ведь понимаешь, что это, скорее всего, были мыши-полевки.

— Теперь я это знаю. Но когда тебе девять лет и ты сидишь взаперти в темноте в компании грызунов…

Она сжала его руку.

— Я даже представить не могу, что ты чувствовал. Твоему отцу должно быть стыдно за то, что он подверг ребенка такому жуткому испытанию.

— Не думаю, — пробормотал он перед тем, как коснуться губами ее губ. Как бы ему ни нравилось с ней разговаривать, желание вспыхнуло сразу.

Софи слегка оттолкнула его.

— Тебе пора уходить, — задыхаясь, проговорила она.

Николас обнял ее за шею и привлек к себе.

— Ты ведь на самом деле не хочешь этого!

— Теперь ты читаешь мои мысли? — сказала она и страстно его поцеловала.

Софи просыпалась медленно. Обнаружив, что голова ее покоится на груди Николаса, она в недоумении заморгала и поспешила отодвинуться. Тот крепко спал. Глядя сверху вниз на любимого, девушка мечтала, как здорово было бы просыпаться рядом с ним каждое утро? Это так приятно — подолгу нежиться с ним в постели, узнавать его тайны и делиться с ним своими секретами. И сколько бы длилась эта идиллия? Несколько месяцев, лет? А потом? Прискучили бы они друг другу?