Австралии. В 1942 году во время боевых действий в Сингапуре он попал в японский плен. Врача заключили в тюрьму Чанги, где он наблюдал, как другие пленные сходили с ума. Считалось, что это связано с травмами, полученными во время боя. Они дрожали, кричали и бессвязно бормотали. Кейда поразило сходство между симптомами, вызванными войной и манией. Врач предположил, что квазиманиакальное поведение пленных вызвано токсином, который организм вырабатывает во время стресса. Возможно, именно эти размышления на медицинские темы помогли ему пережить темные ночи в душной и тесной камере.

Кейда освободили из тюрьмы, и после войны он стал работать в психиатрическом госпитале, расположенном в Бундуре, пригороде Мельбурна, где продолжил развивать свою теорию возникновения мании.

Его эксперименты были предельно простыми, если не сказать примитивными. Кейд вводил мочу пациентов с манией в брюшную полость морских свинок. Мочевая кислота – естественный продукт обмена веществ человека. Ее избыток вызывает подагру. Кейд предположил, что при условии накопления в мозге мочевая кислота может вызывать манию. После введения большого количества человеческой мочи он отмечал, что свинки демонстрируют «повышенную и непредсказуемую активность», и интерпретировал это маниакальное поведение как подтверждение своей теории токсинов. (Хотя альтернативной интерпретацией может быть то, что любое существо будет проявлять хаотичную активность после того, как у него в животе окажется чужая моча.)

Кейд решил, что следующий шаг – поиск компонента, который нейтрализует мочевую кислоту, где предположительно содержится токсин, вызывающий манию. Поскольку мочевая кислота не растворяется в воде (именно поэтому она накапливается в организме людей, страдающих подагрой), он решил добавить в мочу химическое вещество, которое будет растворять мочевую кислоту и поможет морским свинкам (и, предположительно, пациентам с маниакальным синдромом) справиться с симптомами.

Давайте на минуту остановимся и взглянем на опыты Кейда в перспективе. Анри Лабори пытался доказать собственную теорию хирургического шока (далекую от реальности), когда внезапно открыл первый нейролептик. Ролан Кун без объективных на то причин решил, что компонент, нацеленный на лечение шизофрении, больше подойдет людям, страдающим депрессией, – и открыл первый антидепрессант. Из этих примеров становится понятно, что процесс, приводящий к подобным открытиям, нельзя назвать рациональным. Здесь правят бал интуиция и везение. Сейчас мы знаем, что токсины, возникающие в процессе метаболизма, не имеют никакого отношения к мании. Это значит, что Джон Кейд пытался доказать абсолютно неверную гипотезу, будто бы манию можно вылечить, если найти растворитель мочевой кислоты.

В качестве растворителя он выбрал карбонат лития – соединение, способное разрушить мочевую кислоту. Сначала Кейд ввел морским свинкам мочу пациентов с психическим расстройством, а затем – карбонат лития. К своей радости, он заметил, что свинки, прежде демонстрировавшие повышенную активность, успокоились. Кейд решил, что это подтверждает его теорию токсинов. В конце концов, разве морские свинки не становились спокойнее из-за того, что им удавалось справиться с мочевой кислотой? Когда же Кейд проверял другие растворители мочевой кислоты, животные не успокаивались. Но постепенно он понял, что морские свинки ведут себя так не из-за того, что в организме распадалась мочевая кислота, а из-за того, что в литии было что-то особенное.

Нужно признать заслугу Кейда как ученого: он отказался от теории токсинов, так как полученные результаты ее не подтверждали, и полностью посвятил себя разработке карбоната лития как лекарства от психического расстройства, хоть и не понимал, почему он оказывает на гиперактивных животных успокаивающий эффект. В 1949 году Кейд провел небольшое исследование лития на пациентах, у которых диагностировали манию, шизофрению и депрессию. Эффект был поразительным: поведение пациентов с манией кардинально менялось. Больные настолько резко успокаивались, что Кейд выдвинул новое предположение: причина мании – недостаток лития в организме.

Пусть вторая теория оказалась столь же недолговечной, сколь и первая, но способ лечения, который нашел Кейд, постигла другая судьба. Литий стал настоящей находкой, и его до сих пор используют в качестве препарата для лечения биполярного расстройства. Если оставить это заболевание без лечения (а до открытия свойств лития именно так и поступали), оно сильно разрушает мозг и в некоторых случаях приводит к смерти. Именно так и произошло с другом Филиппа Пинеля. Еще одной жертвой биполярного расстройства был Филип Грэм – издатель газеты Washington Post. Третьего августа 1963 года Грэм, которого ненадолго выпустили из лечебницы Честнат-Лодж, где он лечился у психоаналитика от маниакально-депрессивного психоза, отправился в загородный дом и покончил жизнь самоубийством, застрелившись из охотничьего ружья. Его вдова, Кэтрин Грэм, не смогла простить психиатров за то, что они не помогли ее мужу. Как это ни прискорбно, во время его гибели препараты на основе лития уже существовали, но официальное одобрение на их использование в США было получено только в 1970 году.

При правильной дозировке литий выравнивает резкие перепады настроения при биполярном расстройстве, что позволяет пациентам поддерживать привычный образ жизни. По сей день это средство остается самым эффективным нормотимиком (препаратом для лечения биполярного расстройства), хотя в настоящее время доступны и альтернативные лекарства для стабилизации настроения.

К 1960 году, спустя полтора века блужданий в темноте, психиатры наконец нашли надежные способы лечения всех трех типов серьезных ментальных расстройств. Хлорпромазин, имипрамин и литий отличались от других препаратов тем, что устраняли симптомы конкретной болезни. Это напоминало ключ, который подходит только к одной замочной скважине. Седативные средства и анксиолитики оказывали одинаковое воздействие на всех независимо от того, страдал ли человек ментальным расстройством. А вот нейролептики, антидепрессанты и нормотимики влияли уже на отдельные симптомы, практически никак не сказываясь на состоянии здоровых людей. Еще одно преимущество новых лекарств заключалось в том, что они не вызывали привыкания и чувства эйфории, в отличие от барбитуратов и опиатов, благодаря чему выглядели не столь привлекательно для озабоченных здоровых и не приводили к формированию привыкания у тех, кто страдал ментальными расстройствами.

К сожалению, в последнем преимуществе крылась и проблема. Прием препарата не входил в привычку, поэтому многие пациенты не продолжали курс после того, как проявления симптомов уменьшались. Это можно объяснить побочными эффектами хлорпромазина, имипрамина и лития, особенно в случае неверной дозировки. Однако для большинства пациентов и их близких побочные эффекты психотропных средств меркли на фоне воздействия препаратов на хронические и изнуряющие симптомы болезней.

Я прочувствовал уникальные свойства каждого класса этих средств на себе. Во время занятий по фармакологии на медицинском факультете преподаватель поручил нам принимать ряд лекарств в течение семестра – по одной дозе в неделю. Каждую пятницу нам выдавали небольшой стаканчик с жидкостью. В рамках задания мы должны были описать собственные ощущения в течение часа после приема препарата и угадать, что это такое. Мы знали, что нам предложат: спирт,