Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Братец хоть и изображал из себя вельможу, но дело знал. Поручение выполнил – лучше некуда. В губернаторских апартаментах, стоивших немалых личных денег, еще вовсю наводили лоск, но один боковой придел был уже полностью готов. С отдельным входом. Не бог весть что, но по холостяцким меркам – прекрасно. Просторная прихожая. Отличная гостиная, дальше – кабинет, совмещенный со спальней. Где-то сверху стучали молотками ремонтники, а здесь уже хозяйничали слуги Алексея Дмитриевича, под неусыпным вниманием… самой княгинюшки. Петр Аркадьевич строго глянул на братца, но тот, улучив момент, шепнул:
– Это без моего приказания! Право, не знаю, как вышло.
– Да, но как хоть ее зовут? Мы были маленько знакомы с ее мужем, однако ж не думал я…
– Не затрудняйтесь, Петр Аркадьевич… давними воспоминаниями, – сама нашла выход из положения, подошла с видом услужливой и воспитанной тетушки. – Вы знавали меня Глашей, теперь я Глафира Ивановна, весьма довольная нашей куплей-продажей. Вот, помогаю немного по женской части.
Что оставалось? Только поцеловать ручку и поблагодарить:
– Весьма, весьма признателен, Глафира Ивановна. Вы прекрасно все устроили.
– Устраивал Алексей Дмитриевич, я же только помогала сервировать и на первое время прислала одну из своих горничных… не беспокойтесь, весьма почтенного возраста, – улыбнулась она понятливо, и Петр Аркадьевич вспомнил: все-таки из бывших воспитанниц Смольного, едва ли забылись правила приличия.
В подтверждение ее слов из спальни… или там кабинета… с поклоном вышла аккуратная, седеющая горничная и, снимая белый передник, обратилась к своей хозяйке:
– Я все сделала, как вы велели, Глафира Ивановна. Изволите проверить?
– Ну что ты, Мартушка, я тебе вполне доверяю. Ты свободна.
Горничная, уходя, отдала поклон и хозяину. Петру Аркадьевичу хотелось ей дать за труды, но он не решился. И Глафира Ивановна поняла:
– Вы правильно поступили, Петр Аркадьевич. Она из хорошей немецкой семьи и все равно бы ничего не взяла. Довольно и моего жалованья.
– Однако…
– Однако! – тут уж вмешался Алексей Дмитриевич. – Пора и за стол.
Теперь поклонилась Глафира Ивановна:
– Желаю приятного аппетита.
Такого оборота Петр Аркадьевич не ожидал и с промелькнувшей обидой сказал:
– Но позвольте, Глафира Ивановна, вы ж не служанка мне! Зачем же обижать?..
– Обижать не буду, Петр Аркадьевич. Извините за бестактность, – мягко положила тетушка свои ручки на его вздрогнувшую ладонь. – В извинение возьму на себя даже роль сегодняшней хозяйки. Тем более и за кухней надо присмотреть. Здесь все только налаживается. Уж как получилось – так получилось. Через денек-другой своих поваров подыщете, а пока не взыщите. Начинайте. Закуски готовы. Жаркое и рыбу мне самой следует проверить. С вашего разрешения…
После ее ухода оставалось только головой покачать:
– Да-а, истинно, институт благородных девиц…
– Истинно, – обозревая стол, подтвердил Алексей Дмитриевич. – Но ведь и мы не лыком шиты. Разве рискнем в отсутствие хозяйки притронуться к рюмкам?
– Не рискнете, – она в дверях появилась, на ходу сбрасывая фартук. – Потому и торопилась. Кажется, все в порядке. Алексей Дмитриевич, теперь ваш черед?
Понятно, что они-то были на короткой ноге.
Не ожидал Петр Аркадьевич такого апломба от своего зажиревшего братца, но тот был в ударе.
– За смелость, господа! Только сумасшедший может согласиться на губернаторство в Саратове. За смелость сумасшедших! Ибо что есть Саратовщина? Огромнейшая страна, с самым разноплеменным населением. Малоземельные крестьяне по соседству с богатейшими помещиками… с нами многогрешными. Пески, горы и черноземы. Десятки тысяч всегда готовых грузчиков в волжских портах. Традиционно фрондирующее земство. Наплыв всяких перекати-поле. За Волгой бродяг еще киргиз-кайсацкие орды. Хлебный рынок всей России… который мы по любой прихоти можем и закрыть… Смутьян Радищев на знамени у либералов. Неизгладимая память о Разине, Булавине и Пугачеве. Что еще?.. Да не перечесть, вино прокиснет. За нового нашего губернатора… пускай и сумасшедшего!
Чокнувшись и выпив, он хлопнул бокал о пол. Петр Аркадьевич встал в свою очередь:
– Право, господа, я никогда не слышал таких тостов… и, наверно, никогда не услышу. Спасибо тебе, братец. Где ты столь крамольных речей набрался?
– В крови столыпинской.
Вот и настал черед даме показать себя:
– Так за нее… настоящую мужскую кровь!
С двух сторон к обеим ручкам потянулись братья.
Дальше уж истинная чересполосица. Долгий обед в узком кругу.Закончился обед затемно. Алексей Дмитриевич поехал провожать захмелевшую княгинюшку, а у Петра Аркадьевича, не зря названного сумасшедшим, и план сумасшедший созрел. Да вдобавок и пред Недреманным оком оправдаться захотелось. Пока они пировали, он где-то там в прихожей и в чуланах возился с вещами, к шапочному разбору приглашать было неудобно. Сейчас Петр Аркадьевич встал, нашел его, обнял за плечи и повел в гостиную, к столу. Говоря извинительно:
– Сейчас мы с вами, майор, посидим наедине, а потом знаете что сделаем?..
Но оставался еще добрый час, когда Петр Аркадьевич кликнул кучера и велел заложить сани. Уезжая в санях княгинюшки, братец оставил свои в полное его распоряжение.
– Город посмотрим!
Обстоятельный и всегда внутренне собранный, майор задумался.
– О чем великие думы, Олег Вадимович?
– О вас, Петр Аркадьевич. Согласитесь, негоже губернатору одному в ночи разъезжать. В незнакомом по сути городе.
– А вы, мой недреманный майор Приходькин?
– Положим, недреманный. Но ведь это Саратов. Сотни замерзших пристаней, барж, заброшенных пароходишек – знаете, сколько там зимует бродяг?
– Не знаю и знать не хочу. Едем!
– Тогда по крайней мере позвольте мне быть при форме.
И не дожидаясь ответа, вышел в переднюю; оттуда через пять минут заявился уже вполне грозный полицейский майор – при портупее и кобуре, только «селедки» не хватало.
– Хор-рош! – не оставляли сегодня шутки веселого губернатора.
Майор Приходькин ничего не ответил, за неимением прислуги сам распахивая парадную дверь. У ступеней уже стояли сани. Кучер снял шапку:
– Извольте, барин, завернуться в полость.
Вид слуги, превратившегося в жандарма, сильно смутил кучера, поэтому ему первому он завернул ноги, а уж потом барину. Впрочем, меховая полость была густа и вместительна, еще на двоих бы хватило.
– Ты, братец, не гони. Спешить нам некуда.
– Куда изволите, барин?