Были также найдены написанные тайнописью шпионские инструкции и отчеты. Они были составлены на русском и немецком языках на крохотных кусочках бумаги, которые могли быть легко спрятаны в папиросе или пачке табака, а также зашиты в одежде. Эти находки вызвали особую обеспокоенность военных властей.

Помимо прочего при обыске были обнаружены революционные прокламации. Но после предыдущих находок на них практически не обратили внимание. Хотя эта находка вполне укладывалась в общую прорисовывающуюся картину заговора, ведь некоторые иностранные разведки, наравне с традиционной резидентурой, активно использовали в своих интересах революционное подполье. Порой подрывные сети различной идеологической природы переплетались между собой, подобно щупальцам спрута.

Больше всех перепугался только начавший поправляться после инфаркта командующий эскадрой Заксель. Адмирал с ужасом ожидал обвинений в покровительстве адъютанту-шпиону, ведь все знали о его симпатиях к Германии и всему немецкому. Говорили, что, узнав, какую ядовитую змею он пригрел на груди, адмирал побелел как полотно и схватился за сердце. Спеша оправдаться, адмирал запретил хоронить подлого предателя Гейдена на воинском кладбище с подобающими его чину почестями.

* * *

Анри приехал на квартиру Гейдена, когда обыск уже подходил к концу. С утра он занимался поисками коляски, чье колесо могло оставить след рядом с местом, где был обнаружен труп адъютанта. Среди десятков обследованных сыщиком наемных экипажей ему пока не удалось найти нужный.

Потом Вильмонт знакомился с документами из рабочего стола погибшего. Но там ему тоже не попалось ничего интересного.

Но зато стоило Вильмонту зайти в квартиру, где шел обыск, как его сразу ждала удача. Среди разложенных на рабочем столе покойного бумаг Анри бросились в глаза несколько листков со столбцами цифр и странными «абракадабровыми» записями. В первое мгновение Анри даже остолбенел от неожиданности. Уж очень они напоминали те листочки, что он видел в блокноте арестованного художника. Пользуясь своей властью, жандармский капитан изъял эти странички и немедленно отправил со своим человеком на расшифровку в Петербург. Ему также удалось добиться разрешения начальства на проведение почерковедческой экспертизы найденных в квартире Гейдена карты и шпионских отчетов.

Здесь же Вильмонт встретил двух своих коллег из питерской охранки: штатских чиновников – коллежского секретаря Золотникова и титулярного советника Сапруянова. Они не испытывали особого желания делиться своей добычей с жандармом. Но ситуация складывалась таким образом, что высокое петербургское начальство назначило именно Вильмонта главным представителем охранки в Гельсингфорсе. Возможно, свою роль сыграло то обстоятельство, что он первым прибыл в город и начал расследование. Да и авторитет особого «летучего отряда», как эффективного подразделения по борьбе с вражеским шпионажем, был очень высок. Поэтому коллегам пришлось показать Вильмонту свои находки. Дело принимало новый неожиданный поворот! Выяснилось, что начальник здешней морской контрразведки капитан первого ранга Авинов поддерживал близкие внеслужебные отношения с погибшим Гейденом. При обыске в квартире адъютанта были обнаружены фотографии, на которых оба офицера были запечатлены в исторических декорациях Венеции, куда ездили на отдых вместе. Были также найдены квитанции из магазинов дорогой одежды за подписью Авинова.

В последующие дни жандармам удалось документально установить, что начальник морской контрразведки регулярно давал адъютанту командующего крупные денежные суммы, приглашал его в дорогие рестораны, оплачивал его счета. Нашлись свидетели, которые показали, что имевший небольшой чин адъютант жил на широкую ногу: великолепно одевался, у него часто появлялись дорогие вещи, которые он не смог бы купить на свое относительно небольшое жалованье.

Казалось, тайна разгадана. Теперь уже мало кто сомневался в том, что в Гельсингфорсе работала шпионская сеть из завербованных германской разведкой флотских офицеров. А руководителем ее скорей всего являлся человек, которому по роду своей деятельности было положено бороться с военной разведкой противника.

Трепет ужаса прошел по флоту. Все понимали, что предательство всего нескольких человек в случае войны могло обойтись флоту в десятки внезапно потопленных противником лучших боевых кораблей и в тысячи жизней. При самом же худшем развитии событий Петербург мог остаться без защиты перед лицом врага. Признаться, в те первые часы и дни и у Анри сжимало горло от ужаса.

Нельзя было исключить, что хорошо законспирированные агенты имелись также в Кронштадте и в других крупных базах Балтийского флота. В адмиралтействе и Генеральном штабе теперь уже никто не сомневался в том, что немцы замышляют осуществить разбойничий рейд своих миноносцев накануне или же непосредственно во время дружеского визита в Кронштадт французской военной эскадры. Ведь об этом грядущем событии с восторгом писали все русские и французские газеты, лишь подогревая раздражение германцев.

Одной из главных целей намеченной вероломной атаки вполне могла стать царская яхта. Хотя еще вчера ни один здравомыслящий политик в России не смог бы поверить в то, что угроза русскому императору может исходить не от каких-нибудь лишенных чести нигилистов с их самопальными бомбами, а от родственной Романовым династии Гогенцоллернов, представитель которой управлял Германией. Однако мир неумолимо менялся, становился жестче и прагматичнее. Уходила в небытие золотая эпоха рыцарства, когда войны не начинались без обмена ультиматумами.

Германия быстро крепла, наращивала мускулы. А сила всегда искушает не только людей, но и государства. Одержанные победы лишь укрепляли веру недавно объединенной «железом и кровью» Бисмарком в единый монолит нации в свое превосходство над другими европейскими народами. Обделенная колониями, милитаризированная Германия с завистью взирала на соседей и точила молодые когти. Ее народ и правительство охватил захватнический азарт. Богатая Франция с ее заморскими территориями виделась немцам их законной добычей. И это было бы так, если бы в ход недавней Франко-прусской войны не вмешалась Россия, которая стала спасительницей Франции.

Итак, всего через несколько месяцев должно было состояться эпохальное событие – заключение военно-политического союза между Россией и Францией. После своего недавнего сокрушительного поражения от Пруссии Франция очень нуждалась в таком мощном союзнике на континенте, как Россия.

В то же время, отправив канцлера Бисмарка в отставку, молодой германский император Вильгельм II поспешил отказаться от Союза трех императоров [26] , в течение долгого времени закреплявшего дружественные отношения Германии и России. Амбициозный Вильгельм предпочитал видеть в качестве своего главного союзника Австро-Венгрию, наиболее опасного соперника России на Балканах. Таким образом, в Европе складывался новый баланс сил. Весной 1890 года, после того как Германия отказалась возобновить русско-германский договор, французские власти тут же искусно воспользовались сложной для России ситуацией. Чтобы завоевать расположение Александра III, французские власти 29 мая 1890 года арестовали в Париже большую группу (27 человек) русских политических эмигрантов. При этом французская полиция не погнушалась услугами провокатора.