— Я… я не знаю, как буду делать это сам, — запинаясь, говорил юноша.

— А кто новый царь?

— Казик, наш пастушок. Ты его видел. Я уже научил его всему.

«Научил!» — зло скривился Асандр. Он бы для начала свернул шею всякому, кто претендует на его место. Атаман не собирался отдавать своего неожиданно обретенного друга каким-то пчелам. Он еще не знал, что предпримет, но первым делом намеревался посетить деревню и вновь переговорить с царем. Ему казалось, что если удастся убедить Аристея бежать, то все остальное уже не важно. «В конце концов, что они могут нам противопоставить, кроме пчел? — рассуждал он. — А пчелами управляет Аристей. Если он будет на нашей стороне…»

Подбадривая себя такими мыслями, атаман морских псов направился в деревню. Он не побежал сразу, а выждал до полудня, чтоб не показаться невежливым. Люди после столь серьезных ночных бдений должны были проснуться, прийти в себя и осознать благодарность к гостям, разделившим с ними тяжкий труд по оплодотворению садов.

Несколько сонных женщин проводили его к главной жрице, сидевшей под старым вишневым деревом. Ветер обрывал белые лепестки и бросал их в чашу с горячим вином, которую она держала в руках.

— Я хотел бы выразить нашу признательность царю Аристею и вручить прощальные подарки. — Асандр откинул край плаща, открывая перед Камасарией резной кипарисовый ларец. — Завтра мы отплываем.

— Завтра? — Тонкие брови женщины сдвинулись к переносице. — Почему только завтра?

«Не слишком-то вежливое обращение с гостем», — подумал атаман.

— Людям нужно дать отдых, — вслух сказал он. — Согласись, женщина, они славно потрудились ночью и вряд ли смогут хорошо грести.

Камасария прищурилась. Ей не нравился этот капитан. Очень не нравился. К тому же он принес подарки не ей, а Аристею. Это тоже было оскорбительно. Она — воплощение Великой Матери, а псы моря, кажется, хотят показать, что они чтят умирающего бога.

— Позови царя. — Асандр вел себя бесцеремонно.

— Я не могу этого сделать. — Натянутая улыбка застыла на лице жрицы.

Сердце Асандра бешено застучало: уже?

— Царь готовится к уходу в лоно Триединой. Он уединился в святилище и занят благочестивым постом. Его нельзя беспокоить.

Атаман прикинул, что спорить с Камасарией себе дороже, и поставил у ее ног ларец.

— Тогда ты прими наше подношение и будь благословенна. Прощай! — Он поднял руку и зашагал прочь.

Женщина недоверчиво смотрела ему в спину. Она знаком подозвала Казика, велев ему неотступно следить за чужаками до самого их отплытия. Асандр подозревал о чем-то подобном, но его это не беспокоило. Он в любой момент мог скрутить пастушка-претендента, ведь тот еще не управлял пчелами.

Сделав вид, что спускается на берег, Асандр некоторое время брел по песку, а потом резко повернул вверх на склон холма и, царапая себе ноги жесткой травой, стал взбираться к шелковичной роще. Его сопровождало несколько пиратов — на случай, если бдительные жители деревни стерегут своего царя где-нибудь в кустах у святилища.

Но на вершине холма никого не было. Асандр быстро нашел дорогу к источнику. На круглом камне алтаря, подогнув под себя ноги, сидел Аристей, погруженный в глубокую задумчивость. На его лицо падали косые тени от листвы, так что трудно было разобрать, какое у царя выражение. Но Асандру все рвано показалось, что юноша плакал. Во всяком случае, и веки, и губы, и нос казались совершенно опухшими.

Аристей не сразу услышал шаги, а когда совсем близко от него хрустнула ветка, он вздрогнул от испуга и повернулся к незваным гостям. Сердце Атамана сжалось. Он не ошибся: царские глаза были красными.

— Зачем ты пришел? — глухо спросил Аристей. Он нашел в себе силы держаться отстраненно и гордо. Но при этом так жалобно шмыгал носом, что смазал все впечатление.

— За тобой, — просто сказал Асандр. — Чего в прятки-то играть? И так все ясно.

— Ты не понял… — Юноша поднял руку, пытаясь объяснить что-то.

Но атаман был не настроен выслушивать слезливые трагедии с заведомо очевидным концом. Он подхватил Аристея с камня и перекинул себе через плечо. Сегодня — не вчера. Вчера он был пьян. А сейчас из них двоих, пожалуй, он вдвое сильнее и раз в десять решительнее.

— Ты не понимаешь!

Асандр зажал царю рот.

В это время на тропинке к святилищу очень кстати показался Казик, не поспевавший за скорыми шагами пиратов. При виде похищаемого царя он было собирался кричать, но его немедленно связали поясами и заткнули рот горстью земли — лежи, плюйся, гаденыш!

Асандр даже не предполагал, что царь призовет на помощь пчел. В конце концов, кто кого спасает? Но Аристей сделал это. И когда грозно гудящий рой сомкнул вокруг пиратов свое смертоносное кольцо, спутники Асандра в панике побросали оружие.

— Куда ты нас привел? — испуганно закричал на атамана один из разбойников.

А другой, помоложе и покрепче, с воплем кинулся вперед, надеясь пробиться сквозь жужжащую стену. Его поступок едва ли можно было назвать храбростью. Скорее он потерял голову от страха. Пчелы мигом облепили несчастного, и тот покатился по земле в сплошном черном клубке, закручивавшемся вокруг него, как веретено. Минуту спустя он уже не двигался.

Остальные в испуге отступили к алтарю, но и там не было спасения. Из грота у источника, растянув губы в бессмысленной улыбке, на них смотрела деревянными глазами Великая Мать. Ей незваные гости явно были не ко двору, ибо посягали на ее собственность.

— Зачем ты это сделал? — Асандр потрясенно смотрел на мертвого товарища, хотя обращался к царю. Он даже не заметил, как ослабил хватку, и Аристей стряхнул его ладонь со своего рта.

— Ты не понимаешь. — Юноша сполз с плеча атамана и остался сидеть на земле. Он тоже смотрел на убитого пчелами пирата, на его лице ясно читалось сожаление. — Чего бы я только не отдал, чтоб уйти с тобой. — В голосе царя слышалась мольба. Он обращался только к Асандру.

Остальные пираты глядели на царя враждебно. Казалось, если бы не пчелы, они кинулись бы на него и зарезали здесь же у алтаря. Страх удерживал их, но отвращение, которое они испытывали, волной передалось Аристею, и он опустил глаза.

— Я не могу. Выслушай меня, — сбивчиво продолжал он.

Асандру показалось, что юноша вот-вот обнимет его сандалии.

— Без меня эти места оставят и все пчелы. Мой народ только ими и живет. Они кормят и защищают нас. Если я уйду, все погибнут.

— Какое тебе дело до них? — Губы атамана сложились в жесткую складку. — Разве их заботит, что ты должен умереть? Найдут другой заработок. Собирайся.

Царь снова покачал головой. Он поднялся и оперся спиной об алтарь.

— Ты так ничего и не понял. — Грустная улыбка промелькнула по его лицу. — Хотя я благодарен тебе за попытку меня спасти. Но подумай сам: куда я пойду? Эти пчелы везде последуют за мной. Мое сознание прочно соединено с ними. Я не могу жить среди людей.