Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* Разные виды прыжков в балетной терминологии:
— жете (jete) — прыжок с одной ноги на другую;
— кабриоль (cabriole) — прыжок, при котором одна вытянутая нога в воздухе подбивает другую;
— соте (saute) — простой прыжок с двух ног на две;
— ассамбле (assemble) — прыжок с одной ноги на две, выполняется с собиранием ног вместе во время прыжка.
Первый и второй туры поддались Пашке с лёту.
Он понимал, что праздновать ещё рано, самое сложное впереди, но всё равно не мог отказать себе в удовольствии порадоваться собственному успеху. Ксения Андреевна и Милка тоже страшно гордились им. Артём и Шейл, с которыми Пашка очень сблизился во время отборов, даже решили поначалу, что Хрусталёва — его бабушка, а Мила — сестрёнка.
“Сестрёнка” приезжала каждое утро и терпеливо дожидалась с пожилой балериной на улице, пока её друг проходил очередное вступительное испытание.
— Родители не возражают, что ты разъезжаешь одна по городу? — поинтересовался как-то у неё Пашка, но девчонка лишь беззаботно махнула рукой:
— Я им и не говорю. Они всё равно на работе, а тут ехать-то всего три остановки на метро.
Судя по всему, в Москве она уже отлично освоилась…
Любкина мать, до этого волком смотревшая на Хрусталёву и Пашку, моментально узнала и его подружку — ту самую воровку с рынка, в вине которой она была искренне убеждена. Однажды она даже громко и демонстративно заявила, стоя в толпе родителей, но обращаясь вроде бы в пространство, никому конкретно не адресуя свою реплику:
— Следите за своими вещами. Особенно за кошельками и телефонами… Тут детдомовские шастают.
Милка слегка изменилась в лице, но быстро справилась с собой и выразительно заметила, обращаясь непосредственно к Любкиной матери:
— А кое-кому не помешало бы следить за своими зенками.
Толстуха ошеломлённо уставилась на неё.
— Это ты мне, прости?.. Что ты сказала?
— За зенками, говорю, следи, — огрызнулась Милка. — Как бы не выцарапали.
Любкина мать задохнулась от возмущения:
— Ах ты… дрянь малолетняя! Хамка! Ты мне ещё угрожать будешь?! Да твоё место — в колонии для несовершеннолетних!
— Прекратите истерику, госпожа Вишнякова, — процедила Хрусталёва сквозь зубы, впервые обращаясь к ней лично.
— А вы что-то слишком загордились, Ксения Андреевна, — прошипела та в ответ. — Думаете, ваши связи помогут мальчишке поступить? Да только талант никакими связями не купишь…
— У вас ведь дочь тоже сюда поступает, — спокойно напомнила балерина. — Не лучший способ — начинать этот путь со скандалов… Не боитесь, что я подключу все свои “связи” и путь в академию будет закрыт для Любы навсегда?
Толстуха не на шутку струхнула — очевидно, такая мысль даже не приходила ей раньше в голову. Она ещё раз недобро зыркнула в сторону Милки и Хрусталёвой, но быстро угомонилась, что-то беззвучно шепча себе под нос.
Всё это Пашка узнал от подруги уже позже…
Кстати, Любка действительно демонстрировала неплохие успехи на отборочных турах. Несколько лет занятий в кружке у Хрусталёвой давали о себе знать, плюс невероятная целеустремлённость и огромное желание поступить. Пашка, в общем, ничего не имел против учёбы Любки в академии, вот только натыкаться взглядом каждое утро на самодовольную рожу её матери у дверей было по-прежнему неприятно.
Пожалуй, не меньше, чем за себя, Пашка переживал за Артёма и Шейла. С канадцем, впрочем, прогнозы выглядели вполне оптимистичными: у мальчика был безусловный талант. Что касается Нежданова, то было заметно, как нелегко ему это всё даётся.
— Ты сильный, прыгучий, очень красивый, но фигура при этом совсем спортивная, — откровенно заявляли ему педагоги. — Балет и спорт — всё-таки разные вещи. Ты весь напряжён, а надо быть расслабленным, изящным, тонким и нежным… Очень сложно будет тебя переучивать, если пройдёшь.
При этом сам Артём страстно мечтал поступить, он буквально-таки бредил учёбой в МХА!
— Как тебя из лёгкой атлетики в балет-то занесло? — полюбопытствовал Пашка после первого тура, который они оба удачно прошли, задорно станцевав полечку. Артём замялся на мгновение, но потом всё же нехотя буркнул:
— Я всегда хотел. С тех пор, как себя помню. У меня старшая сестра балерина… Она у нас в Калининграде в музыкальном театре танцует. Я на всех её спектаклях был по миллиону раз! Все балетные движения наизусть помню!
— А чего тогда в спорт ломанулся? — недоумевающе спросил Пашка.
Артём тяжко, совсем по-взрослому, вздохнул.
— Да отец против того, чтобы я балетом занимался. Это он меня в секцию лёгкой атлетики записал, меня даже не спрашивал. Говорил, что я должен вырасти мужиком, а не танцором в колготках. Он вообще против моего поступления. Я с ним поругался перед отъездом, даже не попрощался, когда уезжал… хорошо хоть, сестра с матерью поддержали.
Про последний тур ходили страшилки — одна ужаснее другой. Поступающие передавали эти легенды из уст в уста, но, впрочем, и без запугиваний всем было ясно, что самый жёсткий отсев происходит именно в финале.
Пашка не слишком волновался: в третьем туре нужно было станцевать импровизацию под незнакомую музыку, но на фантазию и вдохновение он никогда не жаловался, знал свои сильные и слабые стороны как танцовщик и умел выгодно подчеркнуть нужное.
Кто же мог предвидеть, что накануне последнего вступительного испытания Пашка не на шутку разболеется…
Он почувствовал себя плохо вечером того же дня, когда благополучно преодолел второй тур. Собственно, ещё днём ему показалось, что он немного недомогает: побаливала голова — не критично, терпимо — и со страшной силой клонило в сон. Но Пашка не привык носиться со своими болячками и вообще редко хворал, что он — неженка какой-нибудь?
В академии он взбодрился: сыграли свою роль азарт и адреналин. А вот после завершения второго тура, когда мама Шейла (очаровательнейшая дружелюбная женщина) позвала всех новых приятелей своего сына в пиццерию, чтобы немножко отметить промежуточный успех, Пашка почувствовал странную слабость, вообще-то ему несвойственную.
В пиццерию, однако, он пойти согласился — тем более Хрусталёва не возражала. Помимо Ксении Андреевны с Пашкой и Милой, миссис Хьюз пригласила также Артёма с матерью и милую девочку Тоню Городецкую, которая тоже поступала вместе с ними в академию. За три дня Пашка успел заметить, что Артёму эта самая Тоня ужасно нравится, было в ней что-то бесконечно трогательное: белобрысенькая, ушастая, с чуть выступающими, как у кролика, верхними зубами. Их с Артёмом сближало ещё и общее спортивное прошлое: Тонечка подалась в балет прямиком после пяти лет занятий художественной гимнастикой.