– Откуда вы узнали, что я занимаюсь его делом?

– Янка проговорилась, – произнесла тетушка, но тут же прикрыла рот ладонью. – Ой, она ведь просила тебе не говорить. Ты не выдавай меня… Я как-то спросила ее, куда, мол, материнскую машину подевала? Она возьми да и брякни – врезалась, мол, в машину врача, который ведет этого маньяка. Только она не знает, кто я. Я для нее просто сердобольная женщина.

Мне показалось, что, попробуй я сейчас встать, ноги не будут меня слушаться. Ай да Яна! Мне наплела, что страшная женщина принесла ей перстень и больше не появлялась, а на самом деле – они почти подруги. Насколько это возможно при такой разнице в возрасте. Двойная игра!

Чему ты, доктор, удивляешься?! Не введи тебя своевременно в курс дела майор Одинцов, ты бы до сих пор считал, что столкнулись ваши машины случайно. Он тебе информацию преподнес на блюдечке с голубой каемочкой…

– Скажите, – решил я конкретизировать и чуть «заострить» беседу. – Зачем вы все это мне рассказываете? Не думаю, что в ваших интересах раскрывать все подробности. Вы фактически закладываете своего племянника.

Какое-то время она колебалась: признаваться или нет. Сделать окончательный выбор, как я понял, тетушке было нелегко.

– Честно говоря, устала я от его выкрутасов. Порой сама уже не соображаю – где я просто живу, а где – его прикрываю, притворяюсь, изворачиваюсь, чтоб, значит, никто не узнал, где он, под какой фамилией. По сути, я только тем и занималась, что его прятала. А он все эти годы из меня веревки вил. А тут еще человека убил! Не могу я больше, умаялась.

Произнеся это, она уставилась в одну точку и замерла. Глядя в ее застывшее лицо, я подумал, что тетушка слегка лукавит. Нет ли здесь обычной, понятной всем ревности? Когда Костенька, принадлежавший до этого безраздельно ей, переключился – пусть не без ее помощи – на Киру Синайскую, она поняла, что потеряла не только племянника, но и…

А какое удовольствие кормить и обстирывать взрослого мужика, постоянно смотрящего в сторону бывшей одноклассницы? Поезд, как говорится, ушел.

Заострять внимание на их отношениях я не собирался. Если у них что-то и было раньше, это меня не касалось. У меня в голове толпилось столько вопросов, сколько бывает больных в коридоре поликлиники в период эпидемии гриппа.

– Подскажите, Тамара, – как можно доверительней спросил я. – Если бы ему требовалось что-то очень надежно спрятать, как бы он поступил? Например, мы сейчас ищем сотовые телефоны его жертв из подвала. Как вы считаете, куда он мог их спрятать? Где он обычно устраивал свои тайники?

Она сначала пожала плечами, потом приложила указательный палец к своему лбу и на несколько секунд закрыла глаза.

– Могу предположить лишь один способ, – сообщила Тамара, открыв глаза. – Когда-то он получил две двойки в один день, и ему не хотелось матери показывать дневник. Он просто его утопил, привязав гантель и бросив в Каму. А телефоны – наверняка сунул в полиэтиленовый пакет, привязал груз и в реку.

«А утку и грузить ничем не надо, – подумал я. – Она сама как груз, поскольку из металла».

– Он рассказывал мне про случай, – неожиданно для самого себя сменил я тему, – когда погиб мальчик по прозвищу Чалый во время зацепов. Это действительно так?

– Зацепы? – не поняла тетушка. – Это что? Первый раз слышу.

Когда я все объяснил и рассказал историю с Чалым, она категорично завертела головой:

– Ничего подобного я не помню. Никакого Чалого. То, что по деревьям в детстве лазил лучше всех, помню. Не было ему равных в этом смысле. Случалось, по целому часу на деревьях мог просиживать.

– Это летом, а зимой он чем занимался?

– Уж точно не за грузовики цеплялся, – уверенно рассеяла мои доводы тетушка. – Лыжи, коньки – это в старших классах, а в младших – снежки, санки, снеговики. То, что и у всех в этом возрасте.

– Хорошо, – согласился я. – Можно посмотреть его комнату?

– Конечно, – она с трудом поднялась с табурета и направилась по небольшому коридору. – Я ждала, когда ты заговоришь об этом. За это время, что его нет, я ничего в ней не меняла, даже не убирала. Словно ждала, что ты придешь.

Чего только не бурлило в моей душе, когда я входил в комнату маньяка. Ожидал увидеть стены, оклеенные фотографиями Киры Синайской, вырезки из газет и журналов, где были обведены ее фотографии красным. Однако ничего этого не было. Я бы определил обстановку в комнате как деловую: стол с компьютером, стул, кровать, шкаф с книгами.

Насмотрелся, доктор, зарубежных фильмов про маньяков, вот и переносишь увиденное на российскую реальность. А у нас другие маньяки, другие жертвы, вообще – другой колорит, все другое.

Посиди в комнате, пропитайся энергетикой его жилища, вдруг сможешь понять, что им руководило, догадаешься, где спрятаны мобильники жертв. Но для подобного «погружения» требуется особое состояние – совсем не то, которое у тебя сейчас.

Кажется, разговаривая сам с собой, я ненадолго перестал замечать тетушку, скромно стоящую у дверей. Когда снова «включился», понял, что надо действовать, причем незамедлительно.

– Вы прекрасно понимаете, Тамара, – с чувством некоторой вины в голосе произнес я, – компьютер необходимо изъять и сделать обыск.

– Делайте, что хотите, – махнула она рукой. – Я для себя все решила окончательно. Обратной дороги нет.

– Перед самым арестом он, наверное, редко бывал дома, – спросил я, осматривая комнату. – Ночевал-то хоть дома?

– Не всегда. Перед самым арестом вообще не ночевал. Появлялся на полчасика-час и снова куда-то убегал. Об аресте я узнала из новостей.

На шкафу, у самой стены, я увидел небольшой флакончик, дотянулся, разглядел.

– А зачем ему ацетон? Не подскажете?

– Не хотела говорить, – махнула тетушка рукой, тяжело вздохнув, – да теперь смолчать-то не получится. Токсикоманил он… кроме всего остального. Брызнет в полиэтиленовый пакет ацетончику, и на голову.

– Что, и теперь, в тридцать пять лет? – удивился я.

Уловив ответный кивок, я мысленно обругал себя: «Ну, ты, доктор, и лопух. Если бы был чуть сообразительней, да почаще смотрел, что в твоих карманах, то и компьютер Лекаря нашел бы на неделю раньше, и объяснение ацетоновому запаху изо рта. Тамара там, на кладбище, тебе совершенно четко намекала, что хочет с тобой поговорить. А ты только через неделю бумажку с адресом нашел! Лопух и есть лопух».

Бережку вообще-то не позавидуешь. С тех пор как я узнал в нем фактического убийцу своей дочери, словно раздуваемый ветром уголек, во мне подсознательно начала тлеть лютая неприязнь к нему. Он не только зарезал мою дочь, еще разрушил семью, изменил всю мою жизнь. Умом я понимал, что не имею права, но сердцу, как говорится, не прикажешь.

А теперь, к немалому моему удивлению, оказывается, и родная тетушка не собирается бросать племяннику в критической ситуации спасательный круг. Выплывай сам, как знаешь. И это – несмотря на то, что Киры Синайской нет в живых, и тетушке точно известно, что у племянника ничего с одноклассницей не получилось.