Феликс просмотрел все документы с большим интересом и снова вздохнул.

— Ну да, Барбара Росчишевская, я верно догадался, что это она, когда увидел ее на участке. Фамилию она не сменила. Ничего не поделаешь, я действительно старался сдержать клятву, но откуда я мог знать, что этого Бартоша кто-то прикончит, а расследование захватит такие широкие круги. Скажите, эти документы вам нужны? Официально?

— Официально — нет, — честно признался Возняк и пояснил дальше: — Хотя на всякий случай я сделал копии, сами понимаете…

— Понимаю, понимаю. Для меня важно, что я знаю, где ее искать, и она у меня под рукой. Конечно, я и дальше буду стараться, но с каким результатом — уже не знаю. А вы?

— А для меня важно отделить всю эту неразбериху от убийства Бартоша, — решительно заявил Возняк, поднимаясь с кресла. — Я не верю, что его убивали три семьи, поэтому пусть наконец у меня сложится ясная картина!

О том, что в лидеры среди подозреваемых у него выбился именно пан Рептилло, он, ясное дело, умолчал. Оставив Феликса копаться в бумагах, Возняк вышел, сделал два шага — и зазвонил его мобильник.

— Анджей? — спросила Эва Гурская, и слышно было, как ужасно она волнуется. — Нашелся сын Бартоша, его зовут Адам Барницкий, он тебе позвонит, я дала ему твой номер телефона и надеюсь, что ты меня за это не отчехвостишь… Или отчехвостишь?

Не успев сделать третий шаг, Возняк увидел мысленным взором не одну жемчужину, а целое жемчужное ожерелье вперемежку с бриллиантами. По непонятным причинам ожерелье украшало шею Марленки…

* * *

— По радио сказали, что завтра дождя не будет, — сообщила мне Баська в трубку, как потом оказалось — именно в тот момент, когда сияющий Возняк покидал дом Феликса — Я тебя предупреждаю, что хочу занять завтра твое время, ты вроде как не протестовала раньше… Может, ты нам завтра поможешь от восхода до заката? Что ты скажешь?

Я поспешно выключила двигатель: мобильник я уже держала возле уха, а рядом со мной медленно проезжала патрульная машина. К счастью, я еще не успела отъехать от магазина.

— Если ты не имеешь в виду уборку, особенно всяких документов, так я с удовольствием. Все остальное — пожалуйста.

— Все остальное, — торжественно заверила Баська. — Что не означает, что вообще все, нам достаточно тебя с машиной. Нашелся покупатель на участок двоюродной бабушки, и мы хотим за один раз перевезти домой все, что хотим себе оставить на память. В две машины это точно поместится.

О да, такая помощь была мне очень по сердцу.

В глубине души я похвалила комиссара Возняка, который явно не поверил в участие пани Амелии в убийстве жертвы и сокрытии головы в колючей чащобе. Он в рекордные сроки разгреб в беседочке весь хлам, который мог заинтересовать следствие, и выдал соответствующее разрешение на продажу участка. Мы с Баськой договорились на завтра.

Насчет восхода — никто этою слишком строго не придерживался, поехали мы туда в нормальное время, а закат проявил вежливость и наступил в надлежащий момент. Нам удалось уехать с делянки в набитых доверху машинах еще до сумерек. Наработался в основном Патрик, потому что кто-то же должен был перенести Баськину часть наследства из беседки до ворот. Перенести или перевезти на тачке. Ясное дело, речь не шла о садовом инвентаре — грабли, пилы, топоры и прочие подобные инструменты были Баське до лампочки, а уж лопаты вызывали у нее решительное омерзение. Но, например, огромный почерневший поднос, который оказался старинным и серебряным, она очень хотела иметь. Самоваров было два. Один, по мнению Патрика, — настоящий, из Тулы. Теперь он бегал рысью — Патрик, конечно, а не самовар — и снова носил вещи, только теперь по лестнице, из машин в квартиру.

— Надеюсь, он не надорвется, — заметила я вежливо, с ноткой сомнения.

— Ничего с ним не станется, — раздраженно ответила Баська. — Недаром же…

И осеклась. Я подумала, что наконец-то она хотя бы о чем-то проговорится. Она все время была на нервах, в напряжении и полная постоянного раздражения. Я выждала минутку и продолжила.

— Ну? — спросила я ободряющим тоном. — Что тебя изнутри гложет? Выплюнь это.

— Ртом не получится, — буркнула она и села у стола, на котором постепенно росла новая внушительная груда. Она оглянулась на дверь, за которой скрылся Патрик. — Пока его нет… Недаром я на него решилась, только сначала проверила, на что он способен. Соломинкой его не перешибешь, но дело не в этом.

— А в чем?

Бася протянула руку к сумке, висевшей на спинке ее стула, вытащила сигареты и закурила. Я подсунула ей пепельницу на край стола, потому что хлам посреди стола показался мне очень горючим.

— Во мне, — вдруг решившись, ответила она. — И я тебе скажу, потому что ты меня сама об этом когда-то предупреждала, и я только теперь поняла, что ты очень умная. И еще я нашла две странички, даже не могу решить, чего в них больше — элегантности или помятости, но они неимоверно старые.

На миг я решила, что она внезапно тронулась умом, потому что эти странички пришлись ни к селу ни к городу, но тут услышала, как в дверь квартиры входит Патрик, и успокоилась. Он обернулся с вещами моментально, Баська услышала его раньше и безошибочно сменила тему, продолжив тем же тоном, чтобы возникло ощущение непрерывной беседы. Не нужно было быть Эйнштейном, чтобы понять: она не хотела открывать при Патрике какую-то леденящую кровь тайну.

Черт бы с ней, с тайной, но, бога ради, где же, когда и в чем я оказалась такой умной?! Меня это страшно заинтриговало, однако я могла быть уверена, что узнаю об этом не скоро. Ладно, что поделаешь, странички тоже вещь важная.

— Исписанные?

Баська снова принялась копаться в сумке.

— И как исписанные! Сенсация! Правда, они чем-то залиты…

— Конец выгрузки, — объявил Патрик и положил на стол ключи от машин. — Погоди, чтобы не ошибиться: это твои, а это наши, правильно? Машины я запер. Может, хотите кофе или чаю?

— Хотеть-то хотим, но у меня, кажется, совесть все-таки есть, — поморщилась Баська. — Ладно, я сделаю кофе, а ты пока ополоснешься. Скрепя сердце, могу признать, что ты это заслужил.

Она отодвинула стул и поднялась из-за стола. Я тоже обнаружила в себе рудименты совести, усиленные любопытством, и пошла за ней на кухню. Патрик скрылся в ванной, излучая ауру явного довольства жизнью.

— Он радуется, что сможет отреставрировать этот железный хлам, — мрачно объяснила Баська, хотя я ни о чем не спрашивала.

Она вытряхнула на поднос чашки и стаканы и сыпанула кофе в кофейник. Я зажгла газ под чайником.

— Пока его нет, может, поделишься со мной, когда, где и каким чудом я оказалась такой умной, потому что меня это страшно интересует, — потребовала я. — Может, я сама у себя чему-нибудь научусь.

Баська смутилась. Она явно мечтала поделиться какой-то сенсацией, но что-то ее сдерживало. Тогда она попробовала подобраться к этой сенсации с другой стороны. Так сказать, надкусить сверху.